Наш наблюдательный соотечественник Николай Михайлович Карамзин был свидетелем этой сцены 6 марта 1790 года. Шла Великая французская революция, с которой мир поведет свое новое летосчисление. Почувствовал ли это Карамзин, увидя революцию так близко, вступив в нее — буквально — ногой? Да!
«Начинается новая эпоха. Я это вижу, а Руссо предвидел».
Сам он не принял революционно-просветительской идеи социального равенства людей, больше уповая на их будущее «братание». Не забудем и другого: он ведь помнил постоянно, что первым читателем его «Писем русского путешественника» там, дома, будет цензор. Но и сквозь недоумение («Можно ли было ожидать таких сцен в наше время от зефирных французов, которые славились своей любезностию…»), и сквозь явное неприятие («С 14 июля все твердят во Франции об аристократах и демократах, хвалят и бранят друг друга сими именами, по большей части не зная их смысла»), и сквозь юмор («Нет, постой: изъясни нам прежде, что такое… нация?») идет у него эта точная и главная констатация: осознав свое величие, народ пробудился к национальной жизни. Именно это своими «Письмами» и сумел Карамзин первым сказать просвещенной русской публике. Послушные календарям, мы все относим начало Великой французской революции ко дню 14 июля, дате штурма Бастилии. Но не прологом ли к ней явился парламентский акт 17 июня, когда третье сословие — сам народ — принудил аристократов и духовенство принять в Генеральных Штатах его волю? Впервые в мире родились эти понятия — Национальное собрание, нация, конституция, гражданин…
Закипевшая в самых толщах народных, очистительная эта буря в едином порыве слила волю граждан и нации.
Не раз потом удавалось эту бурю приручить, утихомирить, унять. То конституционным монархиям. То буржуазным республикам. Но лишь только национальные интересы грубо приносились в жертву сословным, узкоклассовым, как снова буря вырывалась на простор. Революциями. Народным фронтом. Сопротивлением…
Освобождение сразу сотрет само имя Франкрейх, но потребуются годы и годы, чтобы вытравить коллаборационизм духа. Парадокс в том, что он был многолик. Одни служили и возвышались, другие стали даже страдающей стороной, но при этом и те и другие принимали идею сотрудничества с врагом. Дальше шли лишь оттенки: кто более пылко, кто менее… В годы преодоления коллаборационизма, всячески скрывая отметины на совести, выставляли зато напоказ анкетные шрамы и шрамчики.
Кто возлагает цветы к мемориальной табличке 42 пилотов «Нормандии — Неман» в Москве? Анатоль Коро, бывший переводчик полка, был уверен: специальная служба. Если так, это прекрасно. В один из своих приездов в Москву Коро решил подкараулить момент возложения. Выбрал утро, ждет. Довольно долго никого. И вдруг: идет! Средних лет мужчина. Положил свои цветы, поправил прежние, пошел назад. Коро подскочил — знакомиться. Оказалось: инженер из Киева. Раз, два раза в месяц по делам службы бывает в Москве и обязательно приходит сюда с букетом. «Но почему, — не унимался Коро, — что вас связывает?»
Киевлянин развел руками, не в силах это объяснить:
— Да как вам сказать? Ну, нравится мне «Нормандия». Поэтому и прихожу.
Так просто оказалось — «нравится…».
Но сильней всего их поразило, когда увидели в первый раз самолет в своей дивизии с надписью на борту: подарок от завода. Потом уж привыкли: от театра… от колхоза… от русской православной церкви… Так сама собою однажды явилась мысль, что же делать с теми деньгами, с которыми сами они не знали, что делать, за их полной ненадобностью в отношениях с тылом.
Письмо главы французской военной миссии в СССР Э. Пети Верховному главнокомандующему Вооруженными Силами СССР И. В. Сталину.
«10 декабря 1943 года
С того момента, как французский истребительный полк „Нормандия“ был передислоцирован, наши пилоты получили от советского командования сумму в 75 тысяч рублей в качестве премии за сбитые самолеты.
С целью принять участие в производстве военных материалов, желательно в постройке самолета, командир полка майор Пуйяд от имени пилотов своего соединения передал мне эту сумму с просьбой предоставить ее в ваше распоряжение…»
Эти деньги еще и добраться не успеют до счета № 14001 Госбанка СССР, как полк «Нормандия» вдогонку им пошлет 7 тысяч своих премиальных рублей — сбито еще семь самолетов противника. Ближе к концу войны Советское правительство, однако, отклонит их очередное ходатайство о передаче своих премий в фонд обороны, более того, прощаясь с летчиками, настоит на выплате им денег, которые они отказывались брать. Выплатили их в долларах. Лишь потом, когда уже многие из летчиков распростятся с военной службой, когда начнется новая война — «холодная», они оценят, как это было прозорливо и заботливо сделано.