Французские люди за столом онемели от чистой правды этой сказки. Может, с умения не просто ценить воюющих рядом людей, но одинаково с ними чувствовать, во имя чего идет эта борьба, какое добро и какое зло сошлись в кровавой битве века, — с этого, может, и завязывается золотой самородок дружбы? Когда Пуйяд выздоровел и «эскадрилья ветеранов» полетела обратно в Россию, когда он наконец добрался до Тулы, где уже тренировалась на «яках» дивизия «Франция», тут и истек срок мобилизационных повесток. Наступил долгожданный мир… На тульском аэродроме навзрыд рыдали новички дивизии, только недавно узнавшие чистую правду сказки про золотую рыбку, научившую, как делается мир. Только-только они, согласно франко-советскому договору о союзе и взаимной помощи, взяли свою интернационалистскую мобилизационную повестку, как она уже истекла.
Ну, трудно Пуйяда вывести из себя. А тут сразу вывели.
— Дурачки! — рассердился на них полковник. — Всей дивизии запрещаю месяц играть в покер! А тренировки приказываю продолжать!
1-й отдельный истребительный авиационный Неманский ордена Красного Знамени и ордена Александра Невского полк «Сражающейся Франции» — «Нормандия» вернулся домой на «яках», с которыми прошел войну. Это был подарок Советского правительства Франции, ее вооруженным силам, ее народу. Если есть на свете золото человеческого общения, если оно сверкнуло ярче тысячи солнц, то вот когда это было и вот как это было: 15 июня 1945 года при проводах полка из Восточной Пруссии и 20 июня 1945 года при встрече его в Париже, на аэродроме Бурже.
Распростившись, как все пилоты, с русскими летчиками, капитан Гастон де Сен-Марсо сел в «як» и сквозь дымку, застлавшую глаза, стал вглядываться в одинокую фигуру на аэродроме.
Это командир 303-й истребительной авиадивизии, Герой Советского Союза генерал-майор авиации Георгий Нефедович Захаров.
Вот он поднял руку: на взлет!
«Яки» потянулись на взлетную полосу.
Прощай, наш боевой генерал, чья суровость все равно не смогла скрыть доброго сердца! «Слезы текли по его лицу…» — так закончил свои воспоминания де Сент-Марсо, в первый и последний раз видевший, как плачут генералы.
А он, оставшийся на земле, отдав французскому полку свою последнюю команду, он в эти минуты как бы разом увидел и опять пережил дни и ночи, месяцы и годы совместного фронтового житья, в котором столько было высокой печали и светлой радости.
Был однажды день на этой войне, который им всем запомнился особо. Тогда в полк «Нормандия» прибыл глава французской военной миссии в Москве генерал Эрнест Пети. Из Слободы — полк стоял под Смоленском, за который шли тяжкие бои, — командиру дивизии позвонил пилот-переводчик Мишель Шик и изложил просьбу: нельзя ли в честь прибытия французского генерала в этот день отменить вылеты для полка?
— Передайте командиру полка, — ответил генерал, — война — прежде всего. Русские солдаты знают, что их наступление, назначенное на пятнадцать часов, будут прикрывать французские пилоты. Они верят в них. И они же не простят им, если атака не получит поддержки. Через пятнадцать минут вылетаю к вам.
Когда его самолет уже шел на посадку в Слободе, он увидел, как девять «яков» друг за другом поднялись с земли и взяли курс к фронту. Потянулись минуты томительного ожидания. Какое уж тут застолье, если девять стульев пустуют, если девять товарищей улетели в бой? Генерал только в послевоенных своих воспоминаниях признается, как нервничал он, поглядывая в небо, хотя с виду был, как всегда, спокоен и собран. Но вот — летят! А была традиция у военных пилотов: если возвращаются с потерей — то просто идут на посадку. Если же нет потерь и возвращаются с победой, то над аэродромом герой дня делает «бочку». Все взгляды в небо, на горизонт: летят, но еще нельзя сосчитать, все ли летят назад… И вдруг — «бочка»! Следующий самолет кувыркнулся в воздухе дважды. На земле кричат «ура!» и обнимаются, да так, что не сразу и заметили четвертую «бочку»…
Не давала послаблений война! Никому не давала, от маршала до солдата. С каким бы риском ни сопряжены были приказ, обязанность, долг, они ценились выше любого уюта, любого перерыва в этом риске. Не так просты эти истины, как звучат, возможно, с бумаги. И девять летчиков, вернувшихся с четырьмя победами, и весь полк в тот день поняли, что десятым — а может, первым в десятке — был в тот день сам командир дивизии Захаров.
И вот день, когда он отдал им последний приказ на вылет… Птицы взлетели в июньский рассвет сорок пятого и, прощально взмахнув крыльями, легли на западный курс, и впереди их не ждали больше бои. Над Волгой и Неманом, над Эльбой и Сеной было мирное небо.