Выбрать главу

И все-таки, как жаль, что он это понял поздно и уже не успел присоединиться к ста крылатым послам Франции, полетевшим в Советский Союз… Их миссия — военная, дипломатическая, человеческая — оказалась успешной потому, что совпала с объективными тенденциями истории, с прогрессивными политическими устремлениями мира.

* * *

У букиниста на набережной Сены я купил немодный нынче букен. Он был даже не разрезан, хотя издан 30 лет назад, правда, для сохранности завернут в целлофан.

Осторожно, чтобы не повредить пожелтевших уже листков, дома я постранично разрезал книгу.

«Мы находимся на самой заре атомной эры, примерно в положении первобытных людей, осваивавших когда-то огонь; они сначала приспособили его для обогревания, освещения, приготовления пищи, но их тогдашние знания не позволяли им даже вообразить паровую машину, локомотив, турбину и т. д.

Как тягостно констатировать, что, если бы колоссальные усилия, уже вложенные в дело производства и применения предназначенных для разрушения атомных бомб, мы направили сначала на мирные цели, человечество уже могло бы поздравить себя с огромными достижениями!

…Атлантический пакт, о котором я только что говорил, противоречит духу и букве хартии ООН…»

Фредерик Жолио-Кюри. «Пять лет борьбы за мир». Это — речь при открытии Всемирного конгресса Движения сторонников мира в апреле 1949 года в Париже. Уже существует Атлантический союз, создана НАТО. На востоке, откуда путь к освобождению Франции и Европы вместе с Советской Армией прошел полк «Нормандия — Неман», там еще и в помине никакого военного блока против Запада нет. Франция оказалась втянутой в НАТО. Это стало причиной прекращения действия франко-советского договора о дружбе и взаимной помощи, заключенного на исходе войны с фашизмом. Удалившись от политической жизни, де Голль писал воспоминания в своей усадьбе, которую после его смерти едва удастся отстоять от аукционного молотка…

Сент-Экзюпери про Хиросиму и Нагасаки не узнал. Жолио-Кюри, увидев, каким злом в руках варваров может служить прирученный ими атом, встал во главе движения за мир.

Шла — с запада — «холодная война», и с запада же, через толщу холода, пробивался атомный суховей.

Остановили! Тогда — остановили. Правда, пришлось, в ответ на угрозу, шесть лет спустя создать оборонный союз социалистических государств. Пришлось, вслед за Западом, обратить атом на ту же бомбу. Воля миллионов людей остудила не в меру разгорячившиеся головы…

На заре века двадцатого, когда разразилась война, впоследствии названная первой мировой, человек взял в руки автоматические скорострелы, способные учащенными выстрелами сеять смерть. Вторая на нашем веку мировая война — по счастью, лишь к моменту издыхания! — вломилась в кладовые энергии атома, будто предвидя, что первым похитит ее не Минерва, а Марс. Как поразительно точно проблема войны и мира отпечаталась в восприятии древних! — богам войны противостоят вовсе не боги мира, ибо таковых нет в пантеоне божеств, а высшие воплощения Мудрости: Аресу — Афина, Марсу — Минерва…

Но не исчезает ли мудрость в мире по мере накопления знаний о нем? Сент-Экзюпери беспрестанно искал ответ на этот вопрос. Однажды он вычертил этажи биологической жизни: «Электрон — Атом — Молекула — Клетка — Организм — Сознание». Тут же, рядом, он вычертил этажи материального мира: «Электрон — Атом — Молекула — Созвездия — Галактика — Вселенная». Вот, оказывается, куда залетал он мысленно с юным героем своей сказки, уже рождавшейся в письмах друзьям и дневниках! «Во вселенной, загадки которой я хочу разгадать, на каждом следующем этаже возникают новые качества, которых нет на предыдущем этаже» — это из письма физику Рене Планьолю, сорок второй год. И вздох легкой досады: «Чистым картезианством этих проблем не объяснить…»

Маленький принц приглашает вас на похороны поросенка: меню, в шутку разрисованное Сент-Экзюпери

«Я мыслю, значит, я существую» — этот завет Рене Декарта, в ученом мире семнадцатого века более известного под латинским именем Картезий, начертан у самого входа в эпоху Просвещения. Это он, ниспровергатель схоластики, учил сомневаться в готовых истинах-догмах, проверяя их опытом и разумом: сомневайся и мысли. Но не наступает ли такое пересечение материального и биологического миров, такой момент их общей истории, где мысль не родится, а исчезнет, а вместе с нею исчезнет сама жизнь? Не может ли эпоху Просвещения сменить новое средневековье? Почему мировое сознание — высший этаж биологической жизни — перестало быть величиной, способной укротить антигуманную, разрушительную, злую мысль, овладевшую тайнами материи? Да, «чистым картезианством» этих проблем было не объяснить…