Жолио-Кюри этот отблеск увидел еще раньше зарева. Сначала, когда специальная эсэсовская команда опечатала его лабораторию в Коллеж де Франс. Затем, когда отряд «Алсос» нагрянул с сургучными печатями «Made in USA». В промежутке между этими событиями — четыре года — Жолио-Кюри продолжал опыты, но теперь он научился держать в секрете их результаты. Приставленный к нему немецкий атомщик Вольфганг Гентнер договорился с Жолио-Кюри о том, что их совместная работа никоим образом не должна служить войне. Под носом у эсэсовцев Жолио-Кюри сделал свою лабораторию явкой для маки. Через неделю после освобождения Парижа бывший социал-демократ заявил, что еще в 1942 году вступил в компартию Франции.
Помните из «Военного летчика»? — У Сент-Экзюпери, на высоте 10 тысяч метров, замерзают рукоятки, пулеметы, рычаги. Он пришел в Национальный центр научных исследований с готовым решением — но «странная война» вдруг обернулась гитлеровской агрессией, и внедрить новшество уже не успели. За ним осталось 13 крупных изобретений. Только он пробился в эскадрилью 2/33, как его догнал приказ — оставить авиацию и перейти на научную работу. От этого отбиться стоило еще больших трудов, чем от дипломатической миссии в США.
Профессор Теодор фон Карман, теоретик по аэродинамике, писал в Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА) Соединенных Штатов Америки:
«Я только что встретился с Антуаном де Сент-Экзюпери, изложившим мне некоторые свои аэродинамические проекты. Его идеи необычайно новы и способны произвести в нашей науке настоящий переворот. В частности, одна из них мне представляется настолько интересной, что я просил бы вас немедленно начать по ней опыты».
Их встреча состоялась в июле 1941 года.
Что же стояло за отзывом профессора? Некоторый свет на это проливает свидетельство Дени де Ружмона, швейцарского писателя:
«Что меня часто интриговало в течение года, когда мы жили по соседству с Сент-Экзюпери, так это ядерная проблема. Сент-Экс был первым, кто объяснил мне возможность расщепления атома, что ему в свою пору открыл Жолио-Кюри. В 1942 году он рассказал мне, что еще накануне войны в Сахаре предусматривалось проведение ядерных испытаний, но их организаторы опасались, как бы освобожденная при этом энергия, вызвав цепную реакцию, не привела к гибели Земли. За годы пребывания в США он много раз встречался с каким-то высшим генералом, входившим в чрезвычайно узкий круг людей, посвященных в тайну Манхэттенского проекта…»
Война ускоряла поиск нового смертоносного оружия… Зло на Землю свалилось такое великое, что и правда ни перед чем бы не остановиться, лишь бы само зло остановить. И все-таки… Нравственна или безнравственна война — это зависит от того, где насилие, а где возмездие. Но не в том ли и парадокс, что сила обороняющаяся, сила мщения, именно потому, что она права, а значит, нравственна, никогда не преступит нормы? И не только когда уже гремит война — в верности этим нормам она готова заверить мир именно во избежание катастроф. Насилие же не посчитается с ними — не потому ли и избегает оно брать на себя такие обязательства?
Впрочем, вряд ли правомерно эти рассуждения сводить лишь к столь очевидным крайностям. История уже дала не один пример иных аморальных комбинаций. В войне с Японией до полета бомбардировщика «Энола Гей» не от США исходила агрессия, но каким же «возмездием» могла быть продиктована команда загрузить в его чрево атомные бомбы «Малютка» и «Толстяк» и сбросить их на города людей? Решение о создании американской атомной бомбы было принято… за день до вероломного нападения японского флота на эскадру США в бухте Пирл-Харбор 7 декабря 1941 года, то есть за день до официального вступления США в войну. Ах, каким неудобством для милитаристской пропаганды США обернется это «за день», когда бомбардировку Хиросимы и Нагасаки она станет изображать как «месть за Пирл-Харбор»!
Преуспей фашистские ученые в создании атомной бомбы, можно ли сомневаться в том, что генералы рейха не задумались бы пустить ее в ход? Впрочем… К счастью для человечества, обзавестись атомной бомбой фашистский рейх не успел. И весь-то германский урановый проект, по замечанию научного консультанта американского отряда «Алсос» Сэмюэла А. Гоудсмита, «не стоил вывихнутой лодыжки одного американского солдата». «А сейчас мы, США, перенесли к себе и хорошо освоили недостойные приемы наших врагов в последней войне», — горько заметил Эйнштейн в 1947 году в Принстоне.