Выходило, что сами диспетчеры.
А они каждый день, лишь только позволял экран радара, названивали в редакции газет, на радио, на телевидение. Никакого эффекта! Как будто пустая бочка с грохотом катилась с горы. «Мы, конечно, знали и раньше, что пресса на Западе не блещет правдивостью, — сказал мне Жан-Пьер. — Но чтобы так завраться! Настолько исказить факты! Сделать слона, когда даже мухи не было!»
В разгар кампании, когда хором клеветы заглушили даже правительственное разъяснение, где уж там было услышать слабый голос «стрелочников неба»! И все-таки они решили, что — рано ли, поздно ли — заставят услышать себя.
Так мне суждено было встретить Жан-Пьера Дюфура.
Теперь он — президент ассоциации друзей «Радио Зензин».
Нас познакомил в кооперативе «Лонго май» Роллан Перро.
Я отметил в незнакомце живые глаза, светившиеся умом и насмешкой. Под стать всему его облику оказалась и манера говорить: юмор с ехидцей пополам.
Авиадиспетчер! Фальцет!
Оказывается, еще долго и сознательно он сторонился «Лонго мая» и как раз потому охотно ввязывался во все диспуты с радиослушателями. Когда возникал в эфире ироничный фальцет, на радио даже оживлялись: это был противник открытый, упрямый, умный, не всем и не всегда удавалось его переспорить — не говорю уж переубедить.
— Еще три года назад в нем сидели разом и антикоммунист и антисоветчик… что-о, неправильно говорю? — Роллан, отсмеявшись странности нашего знакомства с Жан-Пьером, уже вполне серьезен. — А сейчас… Как только разразилась кампания вокруг «Туполева», Жан-Пьер пришел к нам. Ну конечно, наш передатчик с горы Зензин сцепился со всей масс-медиа, но разве мог он перекричать и государственное радио, и телевидение, и вдобавок кучу газет? Но мы сказали тогда Жан-Пьеру: давай подумаем, что можно сделать еще.
— И вот что мы сделали, — Жан-Пьер положил передо мной две брошюрки.
«Эта брошюра написана и выпущена группой диспетчеров воздушного контроля (которых пресса окрестила „стрелочниками неба“), находившихся на дежурстве в пятницу 13 апреля 1984 года в региональном контрольно-диспетчерском пункте Экс-ан-Прованса. Наше досье составлено на основании радио- и радарных записей, докладов и свидетельств диспетчеров воздушного контроля, которые были участниками или зрителями этого тревожного эпизода нашей действительности…»
Брошюрки были разные: одна тоньше, другая толще. На первой высоко летящий белый самолет атаковала хищная авиастая с надписями на крыльях: «Фигаро», «Матэн», «Котидьен де Пари», «Пари-матч», «Телевидение». На обложке второй дерево с надписью «Общественное мнение» обвивал удав, от головы до хвоста исписанный теми же названиями.
Диспетчеры на общем собрании утвердили предложенный Жан-Пьером текст, правда, смягчили его и удава поменяли на авиастаю. В этом виде брошюру разослали во все редакции, задававшие в кампании тон.
Ни одного извива удава не пропустили в своем описании диспетчеры. И не упомянули только о том, о чем начисто промолчала пресса: кто же находился на борту самолета?
В самый разгар кампании я позвонил в Марсель Жану Торезу.
— Я только что с пресс-конференции в советском посольстве. Да-да, в связи с рейсом Аэрофлота Москва — Будапешт — Марсель. Представьте, Жан: случайно, от летчиков, узнал, что самолет был полон ребятишек и что на каникулы в Москву их сопровождала ваша жена. Значит, она возвращалась тем же рейсом, о котором сейчас столько шума? Дома ли Муза, могу ли я спросить о некоторых деталях этого полета?
— Муза дома, но ответить вам вполне могу и я. Я ведь тоже был в самолете. В Москву нас летало… дайте-ка минуточку сосчитать… 61 ученик из школ Марселя и Экс-ан-Прованса и пять преподавателей русского языка. Официальным гидом, это верно, была Муза. Языковые каникулы: девять дней в Ленинграде, четыре в Москве.
— Ребята остались довольны?
— Ну, знаете! Наших учеников там было не более десятка, с остальными нас свела поездка. Так вот, если полсотни ребят при прощании все поочередно виснут на шее гида, благодарят, плачут, уверяют друг друга, что тем же составом снова поедут в Москву, то… ведь это о чем-то говорит, правда?
— Все это было уже после приземления самолета в Марселе. Ну, а что произошло в воздухе, на последних минутах полета?
— Видите ли, я в некоторой степени ветеран этой линии. Сначала долго летели в облаках, потом прояснилось, и я сделался гидом. Летим над Генуей! Внизу Ницца! Слева от нас Тулон! Я так именно и сказал: «Слева от нас Тулон!»
Дети снова прильнули к иллюминаторам.
И вот тут-то диспетчер у земного пульта насторожился.