- А любовь моя - может ли и она питаться такой надеждой? - в порыве восторга воскликнул юноша.
- О, тут я не хочу себя связывать! Это будет зависеть от тех чувств, которые вы сумеете мне внушить.
- Значит, пока что, сударыня…
- Пока что, сударь, я испытываю только благодарность.
- Вы чересчур милы, - с грустью проговорил д'Артаньян, - и злоупотребляете моей любовью.
- Нет, я только пользуюсь вашим благородством, сударь. Но поверьте, есть люди, умеющие не забывать своих обещаний.
- О, вы делаете меня счастливейшим из смертных! Не забывайте этого вечера, не забывайте этого обещания!
- Будьте спокойны. Когда придёт время, я вспомню всё. А сейчас уходите ради всего святого, уходите! Меня ждали ровно в двенадцать, и я уже запаздываю.
- На пять минут.
- При известных обстоятельствах пять минут - это пять столетий.
- Когда любишь.
- А кто вам сказал, что дело идёт не о влюблённом?
- Вас ждёт мужчина! - вскрикнул д'Артаньян. - Мужчина!
- Ну вот, наш спор начинается сначала, - произнесла г-жа Бонасье с лёгкой улыбкой, в которой сквозил оттенок нетерпения.
- Нет-нет! Я ухожу, ухожу. Я верю вам, я хочу, чтобы вы поверили в мою преданность, даже если эта преданность и граничит с глупостью. Прощайте, сударыня, прощайте!
И, словно не чувствуя себя в силах отпустить её руку иначе, как оторвавшись от неё, он неожиданно бросился прочь. Г-жа Бонасье между тем, взяв в руки молоток, постучала в дверь точно так же, как прежде в окно: три медленных удара через равные промежутки. Добежав до угла, д'Артаньян оглянулся. Дверь успела раскрыться и захлопнуться. Хорошенькой жены галантерейщика уже не было видно.
Д'Артаньян продолжал свой путь. Он дал слово не подсматривать за г-жой Бонасье, и, даже если б жизнь его зависела от того, куда именно она шла, или от того, кто будет её провожать, он всё равно пошёл бы к себе домой, раз дал слово, что сделает это. Не прошло и пяти минут, как он уже был на улице Могильщиков.
«Бедный Атос! - думал он. - Он не поймёт, что всё это значит. Он уснул, должно быть, ожидая меня, или же отправился домой, а там узнал, что у него была женщина. Женщина у Атоса! Впрочем, была ведь женщина у Арамиса. Всё это очень странно, и мне очень хотелось бы знать, чем всё это кончится».
- Плохо, сударь, плохо! - послышался голос, в котором д'Артаньян узнал голос Планше.
Дело в том, что, разговаривая с самим собою вслух, как это случается с людьми, чем-либо сильно озабоченными, он незаметно для самого себя очутился в подъезде своего дома, в глубине которого поднималась лестница, ведущая в его квартиру.
- Как - плохо? Что ты хочешь этим сказать, дурак? - спросил д'Артаньян. - Что здесь произошло?
- Всякие несчастья.
- Какие?
- Во-первых, арестовали господина Атоса.
- Арестовали? Атос арестован? За что?
- Его застали у вас. Его приняли за вас.
- Кто же его арестовал?
- Стражники. Их позвали на помощь те люди в чёрном, которых вы прогнали.
- Но почему он не назвался, не объяснил, что не имеет никакого отношения к этому делу?
- Он бы ни за что этого не сделал, сударь. Вместо этого он подошёл поближе ко мне и шепнул: «Сейчас необходимо быть свободным твоему господину, а не мне. Ему известно всё, а мне ничего. Пусть думают, что он под арестом, и это даст ему время действовать. Дня через три я скажу им, кто я, и им придётся меня выпустить».
- Браво, Атос! Благородная душа! - прошептал д'Артаньян. - Узнаю его в этом поступке. Что же сделали стражники?
- Четверо из них увели его, не знаю куда - в Бастилию или в Фор-Левек. Двое остались с людьми в чёрном, которые всё перерыли и унесли все бумаги. Двое других в это время стояли в карауле у дверей. Затем, кончив своё дело, они все ушли, опустошив дом и оставив двери раскрытыми.
- А Портос и Арамис?
- Я не застал их, и они не приходили.
- Но они могут прийти с минуты на минуту. Ведь ты попросил передать им, что я их жду?
- Да, сударь.
- Хорошо. Тогда оставайся на месте. Если они придут, расскажи им о том, что произошло. Пусть они ожидают меня в кабачке «Сосновая Шишка». Здесь оставаться для них небезопасно. Возможно, что за домом следят. Я бегу к господину де Тревилю, чтобы поставить его в известность, и приду к ним в кабачок.
- Слушаюсь, сударь, - сказал Планше.
- Но ты побудешь здесь? Не струсишь? - спросил д'Артаньян, возвращаясь назад и стараясь ободрить своего слугу.