Выбрать главу

В какой-то момент, перелистнув очередную страницу, он оторвал взгляд от псалтыря и обомлел от неожиданности. Настя стояла в паре шагов, вперив в него невидящий взгляд. От столько внезапного её появления, он чуть был не выскочил из круга, но вовремя взял себя в руки, когда нога его уже коснулась очерченной мелом линии.

— Изыди! Изыди! — твердил он, скорее умоляя, чем настаивая, — Господи, пролей на ея гнев твой, да постигнет ея ярость гнева твоего!

Фразы эти сорвались как-то сами собою, хоть в псалтыре и не было таких слов. Он вообще уже не смотрел в псалтырь, а лишь шептал оставшиеся в голове обрывки молитв вперемешку с проклятиями. Страх нарастал, готовый в любую секунду сорваться с цепи. Одна лишь мысль, что впереди ещё вся ночь, всё больше и большее ввергало Андрея в отчаянье. Не тронет, — с надеждой думал он, — за кругом не тронет.

— Адрей, ты здесь? — произнесла она зовущим могильным голосом, — покажись!

От слов её загробный холодок пронизывал до самых костей. Припав к подставке, он нечаянно смахнул с ней псалтырь. Тот упал на пол и захлопнулся. Нагнувшись, Андрей попытался поднять его, но пальцы с гнулись с трудом. После пары не удачных попыток ухватить книгу, она поднялся и, опустив голову, только и шептал что сгинь, нечистая, сгинь.

Ему казалось, что она вот-вот схватит, чувствовал её около себя, и напряжение пронзало каждую мышцу. Наконец, спустя часы, которые Андрей провёл почти в неподвижном стоянии, издали раздался петушиный крик.

Парень упал навзничь. Ему стоило усилий, чтоб вновь встать на ноги.

-

4

Андрей провалился в сон, едва коснулся головой подушки. Его разбудил Костя уже под вечер. Поев томлённого в печи борща, они направились в другой конец деревни, где стоял двухэтажный кирпичный дом, по местным меркам — коттедж. В комнате, где были только высокие колонки, большой телевизор и диван, вразвалку, блестя лысиной, сидел Саня — рослый сорокалетний мужик, широкий в плечах и крепкий, как амбал.

— Чё бледный такой? — спросил он, глядя на вошедшего Андрея, и кивком дал знак Косте выйти.

— Не знаю, — уклончиво сказал Андрей, когда они остались вдвоём.

Саня перешёл сразу к делу:

— Паспорт готов, банковская карта тоже. И билеты ещё.

— Я не пойду туда больше, — сказал Андрей.

— В смысле? Что значит не пойдёшь?

— Там невозможно находиться. Это за гранью, — голос Андрей звучал вяло, а сом смотрел куда-то в сторону.

— Ты это, хорош. Делай как договорились. Служишь ещё ночь, а там российский паспорт, деньги, билеты.

Перед Андреем, будто наяву, предстал образ воскресшей Насти.

— Не-ет, — протянул парень.

Саня поднялся во все свои два метра роста, подошёл к Андрею и, наклонившись к нему, сказал:

— Слушай меня. Кроме тебя и Насти в доме никого не было. Кто её грохнул? А? Не отчитаешь последнюю ночь, мы тебя на кичу отправим. Выбора у тебя нет.

Он подошёл к телевизору, присел на корточки и вынул из тумбочки билет на самолёт, паспорт и банковскую карту — всё, что было обещано. Показал Андрею и сказал:

— Завтра утром всё получишь, понял?

Андрей кивнул, чувствуя, что выбора у него действительно нет. Саня убрал добро обратно в тумбочку и задвинул ящик.

-

5

Последняя ночь. Андрей вновь остался один в закрытой церкви. Зачем они запирают меня здесь? — подумал он. Днём его никто особо не сторожил, и всё это наводило на мысль, что батюшка боялся вовсе не того, что он сбежит, а того, что нечто вырвется из церкви. А может она и не мертва вовсе? — думал парень, подойдя ко гробу, — может всё это не более чем розыгрыш. Да нет, лежит мертвей мёртвого, саван прилегает к её груди, а грудь не шевелится — значит не дышит. К тому же Андрей сам был свидетелем тех минуты, когда Настя испустила дух.

Он снова очертил круг. Псалтырь по-прежнему лежал на подставке, раскрытый на последних страницах. В прошлую ночь Андрей прочёл всего-ничего, однако, круг не подвёл. Стало быть, круг защищает сам по себе, безо всякой молитвы. Но, не смотря на это предположение, парень всё-равно принялся читать нараспев:

— Господи Боже наш, Едине Благий и Человеколюбче, Едине Святый и на святых почеваяй, Иже верховному Твоему апостолу Петру явивый видением, ничтоже скверно, или нечисто мнети, от Тебе сотворенных на пищу и в наслаждение человеком, и сосудом Твоим избранным...

Так шли часы, но покойница лежала неподвижно. Уже, стало быть, и не встанет больше, — подумал Андрей. Ему стало казаться, что две прошлые ночи были не более, чем сном. Накатывала усталость, и скоро уже должен был прокричать петух. Но вдруг...