Никодим выхватил шашку и острием уколол коня в круп. Лошадь рванула и понесла. В тот же момент один из карателей дважды выстрелил в Никодима. Задняя лошадь сунулась в снег головой. Никодим отпустил повод, припал к шее своего коня и дико гикнул.
Алеша ударил лошадь, и она, разламывая снег, вырвалась на тропинку. Под первой же пихтой у Алеши схватило с головы шапку. Скакавшая впереди Настасья Фетисовна что-то кричала ему или Никодиму — он не разобрал. Дорога загибала круто влево. По сторонам пошел густой пихтач. Комья снега, брызжущие в лицо из-под копыт передних лошадей, тяжело скачущая сзади с завязанной головой лошадь, ревущий медведь, пихтовые лапы, больно бьющие в лицо, — все это потом он вспоминал точно во сне.
Скоро Никодим догнал Алешу и крикнул:
— Держи! В снег сворачивай!..
Алеша потянул вправо. Ткнувшаяся на голову лошадь чуть не задавила его, но справилась. Седок с трудом удержался в седле. Оглянувшись на Никодима, Алеша увидел, что и он во время скачки потерял шапку вместе с кофтой Настасьи Фетисовны.
— Поедем тише!.. Я снегу пожую — жарко!
Алеша недоумевал, почему Никодим заставляет ехать шагом, когда каждую минуту может быть погоня, и беспокойно оглядывался.
— Им не на чем догонять, — сказал Никодим. — Там одна лошадь осталась, и у нее я узду снял. Видел бы ты, как они заметались по избе, когда я подушку из окна выдернул да стрельбу по подлым их башкам открыл. А двери перед тем жердью припер. «Кара-ул! Горим!» — мальчик передразнил испуганных насмерть карателей. — Это вам, гады, за дедушку Мирона, за Пузана, за Чернушку!..
Глава XLI
Ехали до рассвета. Тайга становилась глуше, горы — выше. Заваленная упавшими поперек деревьями, тропка бежала по отвесному карнизу: вниз взглянешь — дух занимается и голову обносит. Алеше казалось, что они заехали в самое сердце тайги. Он был голоден, разбит верховой ездой, утомлен бессонной ночью, но всю дорогу восторженно думал о встрече с партизанами, о боевой их жизни.
Партизанский стан! Алеша не раз представлял его себе то неприступным «орлиным гнездом» в горах, то вырытыми глубоко в земле «берлогами», искусно спрятанными в тайге.
В шинели с неспоротыми погонами, с кавалерийской винтовкой за плечами и с шашкой, на огромном вороном жеребце, Никодим выглядел казачонком.
Алеша завидовал грозному боевому его коню, вооружению, шинели и всеми силами души ненавидел свой рыжий зипунчик и старенький шомпольный дробовичок с больно врезавшейся в плечо веревочкой, скрученной из конопли, вместо погонного ремня, как у винтовки Никодима.
— Такой палилкой только рябков стрелять…
Настасья Фетисовна придержала коня и повернула разрумяненное морозом лицо к Алеше:
— До Чесноковки рукой подать. Еще один поворот, потом ущельем с версту протянемся, а там на выбеге и Чесноковка…
Сердце Алеши дрогнуло. Он оправился на седле, подоткнул расходившиеся на коленях полы зипуна и вытащил глубоко засунутые в стремена ноги.
Подъезжали к узкому, почти темному Стремнинскому ущелью.
«Так вот он — партизанский стан! Вот где копится гнев народный!..»
Алеша забыл об усталости и голоде. Он думал о том, как встретят их в отряде, как будут благодарить за отбитых лошадей, восторгаться их подвигом.
«Но почему Чесноковка? Чес-но-ковка! Что за ерунда!..»
Тень пробежала по лицу Алеши. Название деревни, где помещался штаб партизанского отряда, опрощало и принижало в его представлении это героическое место. «Я предложу переименовать ее…»
Настасья Фетисовна остановила свою лошадь, легко спрыгнула с седла и здоровой рукой подтянула ослабевшую в пути подпругу.
Алеша посмотрел на остановившегося в отдалении Никодима. Мальчик прислонил ладонь к бровям и пристально всматривался во что-то.
В этот момент Никодим, вооруженный с ног до головы, на огромном, грудастом, мохноногом жеребце с волнистой гривой, спадавшей с толстой шеи коня чуть не до копыт, романтически настроенному Алеше напомнил центрального всадника со знаменитой картины Васнецова.
Алеша повернул голову по направлению взгляда Никодима. Из-за выступа утеса ехали двое вооруженных. Один — в дубленом полушубке, широкий, бородатый, огненно-рыжий. Другой — маленький, щупленький, в рваном, заплатанном зипунишке. Молодой был крив на левый глаз, почему казалось, что он прицеливается…
Настасья Фетисовна тронула коня.
Молодой крикнул:
— Стой! Кто такие?..
Но бородатый рыжан ткнул его кулаком в бок:
— Не видишь, рябое чучело! Настасья Фетисовна с ребятенками…