Ну вот, Николай Венедиктович и закончил речь и сказал, что теперь он самым внимательным образом будет слушать участников данного совещания, будет отвечать на их вопросы, а после совещания — опять-таки очень внимательно — изучит стенограмму.
Конечно, произошла небольшая пауза, ведь первый выступающий, даже если он и наметил про себя выступить первым, все равно чуть-чуть да повременит, но тут пауза была совсем короткой — слово взял Избач, и я подумал, что Избач сделал ошибку: ясно же было, что в его адрес последуют критические замечания, от Васи Турчанова последуют обязательно и от кого-нибудь еще необязательно, но, вернее всего, тоже будут. Чтобы опровергнуть критику в свой адрес, ему нужно было бы выступать позже...
Избач встал, выпрямился, голову закинул слегка набок и назад, внешне он чем-то напоминал Николая Венедиктовича, а когда он заговорил, мы все поняли, что всех нас, всех-всех Избач обошел! И ведь как обошел-то, как безошибочно! Ну прямо-таки он всех нас посадил в лужу.
— Товарищи! Мы здесь, все присутствующие, конечно, должны выразить нашу глубокую благодарность... — Избач пропустил, кому мы должны выразить благодарность, а продолжил мысль так: — ...и лично Николаю Венедиктовичу за то, что им была проделана такая работа по организации нашей встречи, такая кропотливая, потому что, конечно, нельзя же было пригласить всех желающих участвовать в такой вот высокой встрече, за то, что Николай Венедиктович нашел время выступить перед нами, творческими работниками, и так четко и критически обрисовать положение в области, за ориентацию нас на маяки, на передовой опыт, который мы и должны сделать всеобщим достоянием. Но... — тут Избач оглянулся и посмотрел на присутствующих с каким-то не вполне понятным недоумением, а все присутствующие посмотрели на Избача с недоумением вполне понятным: какие еще могут быть здесь «но»? Благодарит Николая Венедиктовича и вдруг — «но»? — Но, — повторил Избач, — нам надо учесть такой выдающийся факт: в наши дни в нашей литературе и в нашем искусстве в целом произошло событие огромного, я бы сказал, поворотного, исторического и глобального значения... Безусловно поворотного... Безусловно исторического. Еще раз подтвердившее истину: только великие люди могут без подготовки создать великие произведения! Я имею в виду появление такого цикла великих высокохудожественных произведений, как «Семена», «Крепость» и «Взлет»... В которых воплощен опыт литературы и жизни. Это действительно тот маяк, который ориентир как для нашей жизни, так и для всего искусства в целом и для литературы в частности. Теперь у нас есть эталон как величайшее средство борьбы с серостью в художественной литературе. Чего нам греха таить — разве мало у нас еще серятины? Почему? Одна из причин — старшее поколение писателей не дает истинного, творческого примера молодежи. Должен сказать со всей самокритичностью: я тоже отвечаю не на все письма творческой молодежи и очень часто ловлю себя, что отношусь к такой переписке формально, без души и не учитываю опыта Алексея Максимовича Горького. Но вот произведения «Семена», «Крепость» и «Взлет» — чему прежде всего они учат? Они прежде всего очень многому учат, но в первую очередь — самому внимательному отношению к человеку... как сегодня уже говорил об этом Николай Венедиктович, к че-ло-ве-ку!
Николай Венедиктович сидел за полукруглым столом, в самой его середине, постукивая рукой по красному сукну... Николай Венедиктович, в общем-то, попал в деликатное положение — он об этих произведениях, правда, говорил, но главное внимание на них сосредоточил вовсе не он, а Избач — вот кто! Это надо же было Избачу преподать всем нам, всему аппарату, самому Николаю Венедиктовичу такой потрясающий урок!..
Мы, аппаратчики, нас тут, кроме Николая Венедиктовича, было трое — я, Киреев и еще один работник культуры, мы все трое сидели как ошпаренные и мысленно хватались за голову: как это мы Николая Венедиктовича подвели, когда готовили ему справку для выступления на данном совещании! Не говоря уж о самих себе — себя-то мы, помощнички, как подвели?! В глазах Николая Венедиктовича?! Я подумал: «Сейчас, как только Избач кончит, снова заговорит Николай Венедиктович и наведет равновесие и скажет, что факт выхода таких произведений, как «Семена», «Крепость» и «Взлет» — это факт огромного значения и что обсуждение этого факта уже — уже! — включено в календарь следующего квартала, и что сегодняшнее совещание именно в этом плане — в плане подготовки к такому обсуждению и надо рассматривать...» Такого выступления я ждал от Николая Венедиктовича, он это умел хорошо — отреагировать на ходу, но Избач и не думал заканчивать свою речь, он думал и еще чем-то всех нас поразить...