Пахали зябь... Першерон тащил двухлемешный плуг. Мускулы его собирались в желваки... Пласты земли ползли на лемеха, изгибались, падали, падая, подставляли солнцу свое нутро. Конский пот, запах сырой земли, аромат глубокой осени...
— Но, родной! Но-но-но-но! Родимый!
Першерон падает грудью вперед, узлы из мышц затягиваются у него под кожей... Постромки — струны. Вынес! И дальше шагает спокойно, тяжело ступая лохматыми ногами. Сперва упрямился, не шел, а теперь понял, богатырь, по-русски!
Соберем хлебца на будущий год! Соберем...
Французы вносят удобрения. И они кричат на лошадей по-своему. Едва поспевают за Иваном.
Пахать Иван им не дает! Сам поднимает свою землю!
Выходит в поле и Элиза. Встает в конце загона и ждет, когда приблизится с плугом Иван. Улыбается.
— Эх, милый! Нажми, богатырь!
Посмотрели бы сейчас на хозяина такого свои, деревенские!
Однажды в зимнее туманное утро приехал Вальтер, отец Элизы. Он вошел в дом, когда Элиза и Иван завтракали.
Это был большой, тучный человек с красным лицом, на котором выступала паутина синих жилок. Жилками густо были покрыты нос и щеки. Он имел землю, небольшой пивоваренный завод и страдал одышкой.
— Это мой управляющий, отец, — сказала Элиза, здороваясь с отцом, и кивнула в сторону Ивана. — Ганс Колешников.
Отец не обратил на управляющего ни малейшего внимания. Он был осведомлен о его существовании.
— Покажи мне хозяйство!
— Сейчас, сразу?
— Да!
Элиза позвала с собой Ивана, и они вышли втроем.
От пивовара не ускользнула ни одна мелочь. Он спрашивал, когда снова должна отелиться Мэри, та самая Мэри, теленок которой чуть ли не с первых дней своей жизни уже кое-что знал о дочери Вальтера, Вальтер спрашивал, какую солому ей запаривают, в какую сумму и где застраховано имущество. На каждый предмет Вальтер смотрел несколько раз: взглянет, прикроет глаза, подумает и взглянет снова.
Остановившись у нового овощехранилища, он спросил:
— Сколько уплатила за работу?
— Это сделал... мой управляющий...
— Да... Да. Значит, обошлось дешево? А лес?
— Шестьсот марок. У герра Вернера.
Осмотрели вагонетку, на которой из скотного двора вывозился в отстойник навоз, и другую — для подачи корма.
— Тоже управляющий?
— Тоже.
Элиза отвечала быстро, но не больше, чем спрашивал отец. Иван молча шел за ними, глядел на Элизу.
«Гордая! А почему? Есть у нее хозяин! Одна бы разве управилась?»
Вальтер же не замечает Ивана... Потому и не замечает, что хозяин — он, Иван. Вальтер этого не признает... Иоганн фон Граббе тоже не признавал...
В первый раз Иван вот так, будто со стороны, смотрит на свою работу, а работал он за четверых и не напрасно. Новые постройки, всюду его забота, его руки.
Отнять все это у него может только Элиза. Но она этого не сделает. Она довольна, она гордится.
Только к обеду возвращаются они домой. Вальтер много ест, пьет и молчит... Иногда он подолгу смотрит на Ивана.
Наконец, вытерев салфеткой губы, приступает к делу:
— Газеты пишут: «Кто много ест — враг своему отечеству». В пятнадцатом году они — начальство — устроили свиное побоище... Били свиней, чтоб сэкономить картофель, зерно, вообще все корма. Оказалось, картофель и зерно — в избытке, конечно, сравнительно, — зато мяса нет. У тебя чудесные свиньи, и теперь выгодно пропускать зерно через свиней. Не все понятно? Не совсем убедительно? Поясню еще: пиво Вальтера, продукты Элизы, деньги фон Мюллера. Фон Мюллер не прочь вжениться в дело. Сам фон Мюллер! Что это может составить? — Пивовар, громко вздохнув, поднимает короткий розовый палец.— Это может составить хорошенький ресторан в городе. Если подумать, может быть, и с номерами. Что это дает? — Палец опять поднимается. — Это дает сбыт по хорошей, по настоящей цене. Помимо всяких имперских управлений, вернее, с их помощью... Хорошие, деловые связи. Понимаешь — репутация и переспективы. Имя фон Мюллера. И самое главное — он уже подсчитал — минимум двадцать пять процентов годового дохода на капитал. Двадцать пять процентов! — Палец опускается.— В твердой валюте... Еще Иоганн подумывал об этом деле, еще он завел знакомство с фон Мюллером.
Элиза слушает отца внимательно.
Нет, она не согласна. Почему? Каждое новое дело связано с риском. И она говорит: она хочет вести хозяйство самостоятельно. У нее на этот счет свои соображения. Фон Мюллер обязательно желает вжениться в дело. Совсем напрасно: если у фона Мюллера есть деньги — пусть открывает ресторан. Она будет поставлять ему продукты. И только.
Пивовар качает головой: