Когда-то, задолго до того, как «произошло все», Мансуров-Курильский, бывая в командировках, писал ей дважды в неделю, не реже. Очень подробно писал.
А она, отвечая, делала это в телеграфном стиле.
И вот этот именно стиль, который ей и самой-то казался уже тогда и странным, и неуместным, за который она, бывало, жестоко упрекала себя, теперь утвердился у них в доме, и Курильский был уверен, что это не кто как он ввел его, что это полная неожиданность для нее — ни единого лишнего слова, отсутствие всяких интонаций и даже, кажется, знаков препинания в фразах: «Я — пошел», «Обедать — когда», «Телефон — звонили».
Предстоящий отъезд Аркадия наложил печать на семью Мансуровых, печать некоторой грусти, недоумения: ну, как это так — Аркашка, мальчишечка, несмышленыш, и вдруг в армию? В этом недоумении все сходились и даже сближались, разногласий не было, но даже там, где они были, и там состоялась как бы негласная договоренность: серьезных вопросов до поры до времени не поднимать. Вот уедет сын — тогда уж. Пусть человек уедет в хорошем настроении, с хорошими представлениями о родительском гнезде.
Поэтому и тот скандал, который поднял-таки Мансуров, протекал тоже в рамках, а, строго говоря, может быть, и не был скандалом, не шел дальше выяснения некоторых отношений.
Во всяком случае, Ирина Викторовна очень терпимо отнеслась к нему, а одна фраза Мансурова-Курильского задела ее душевно, за одну фразу она была даже благодарна ему.
Мансуров-Курильский почти под самый занавес сказал:
— А тебе не приходило, что я за эти годы тоже ведь мог бы найти чего-то?
Нет, Ирине Викторовне не приходило.
Ирина Викторовна не ответила, только пожала плечами, но задумалась, думала еще долгое время после того, как занавес был окончательно опущен, да и теперь еще мысленно возвращалась к этим словам: «Найти чего-то».
Что у Мансурова-Курильского могла бы возникнуть своя собственная любовная история — она представить не могла: в нем не было готовности рисковать, переживать, ну, например, переживать неофициальные, а тем более официальные призывы к благоразумию по месту службы, это он воспринял бы как полнейший крах и катастрофу. Того проще — будет назначено свидание, значит, нужно идти, не опаздывать, а служебную машину использовать неудобно и неприлично, а идти просто так — тоже неудобно и, пожалуй, тоже неприлично.
Но вот, несмотря на все это, у Мансурова, должно быть, могла появиться тоска по чему-то другому, и ему было не чуждо «найти чего-то».
Ведь не сказал Курильский — «найти кого-то». Нет, не сказал. А это уже было, как и у нее, — она ведь тоже прежде всего искала не столько кого-то, сколько чего-то и что-то, какую-то иную жизнь, какие-то иные представления и понятия. Другое дело, что все это можно было найти только через кого-то. Она и не скрывала этого от Никандрова, наоборот, подчеркивала это перед ним и сама хотела быть для него «чем-то». Хотела быть аксиомой.
«Но вот в чем дело, — тут же, еще во время разговора с мужем, побежала ее мысль дальше, — а ему-то, Никандрову, действительно ли нужно было что-то? Да или нет? Может быть, его вполне устраивал кто-то — безо всякого там чего-то?» Поставив, как это не удивительно, только сейчас, только в разговоре с мужем этот вопрос, она уже не могла не развивать его дальше и дальше.
«Ну, в самом деле, — думала она, — зачем Никандрову «что-то»? Этого добра ему с избытком хватало своего собственного, он не знал, куда от него деваться, — от своих мыслей, предположений и представлений, от частных и глобальных проблем, от персонального КПД, который он определил так жестоко, и т. д. и т. п. Он, внолне вероятно, хотел, чтобы всего этого было у него поменьше, нужно-то ему было масло в огонь, если этот огонь только досаждал ему, подступая со всех сторон? Нет и нет — не что-то ему было при таких условиях нужно, а кто-то... Кто же? А вот кто: недурная, неглупая, неиспорченная, неизбалованная, не толстая и не слишком тонкая, с формами, не молодая, но и не старая, не очень скромная, но и не разбитная бабенка! Чтобы все в ней — в самый раз, по вкусу, а больше — не дай бог! Такая бабенка, на которую мужики из НИИ-9, да и не только из НИИ, не один год пялили глаза, а она — ни-ни, и общепризнанная репутация у нее — ни-ни, недотрога, а потом недотрога сама по себе, без малейших хлопот с его стороны, взяла да и бросилась к нему! Приятно, наверное, когда к тебе бросаются недотроги?!»