Но Ирина Викторовна отмахивалась: Мансуров любит поднимать вопросы, а дойдет до дела — и покупка дачи, и ремонт, и житье на два дома — все будет на ней одной. Сколько бы еще свалилось на нее утренних и вечерних заданий-нарядов — не счесть! Но и это не все — в последние годы не хотелось ей бывать с Курильским, хотелось одной. Не хотелось оставаться с ним целыми днями на даче. В городе — там был Аркашка, когда он уехал — оставалась Евгения Семеновна, наконец, какие-то посторонние люди на улице и уличный шум...
А на даче? В тишине, и один на один с Курильским? Не то...
Не то — всерьез, не то и по мелочам, в деталях.
Слава богу, что память у нее хорошая, и она всегда точно знала, где лежат малахитовые запонки Мансурова-Курильского и где висит его галстук с кружочками в виде совиных глаз. А осваивать все это еще и во втором, в дачном варианте — у нее не было никакого желания ни теперь, ни в прошлом. А может быть, уже и сил не было для этого.
Ну, а теперь-то что ей мешает почаще бывать на природе со своим Рыцарем? И вместо острова в Тихом океане, поселиться с ним в какой-нибудь избушке, километров на шестьдесят от города?
Ирина Викторовна осторожненько стала рисовать пальцем на оконном стекле электрички план того домика, в котором они поселятся с Рыцарем: прихожая, столовая, кухонька, две комнатушки... А может быть, стоит обойтись одной? Много ли им нужно на двоих? Гости бывать не будут. А лишняя жилплощадь — это лишняя уборка, тоже надо принять в расчет.
Пассажиры с недоумением посматривали на нее: что за женщина — не шизик и не февралик ли?
А ей было все равно...
Интересно — кто и сколько лет ей дает? Кто помладше — тот ей прибавляет, а кто старик — тот сбрасывает лет пять, может, и больше.
В массах она все-таки вполне сойдет за сорокадвухлетнюю, может быть, на годок и еще моложе. Это — в чужих глазах, а в своих?
Вот уж трудно сказать! Неизвестно ведь, когда ты была интереснее — в двадцать пять лет или сейчас? Почему-то ей показалось нынче, что сейчас она интереснее — больше знает, больше понимает, что такое женщина, а ведь это — достоинство?
Потом ей стало немножко неудобно перед комнатой № 475, но только немножко. Ничего не случится от того, что в комнате № 475 день прошел без нее и без самого маленького сабантуйчика. Неосведомленные эмэнэсы — и не один — были, наверное, удивлены, явившись в четыреста семьдесят пятую с гвоздичками и с конфетками. Кое-кто из старших тоже попал впросак.
Завтра Нюрок будет на нее не то чтобы дуться, а выражать ей некоторое неудовольствие, а она, как будто бы ничего не замечая, заведет разговор:
— Нюрок?
— Ась!
— Ты не знаешь ли: в Южной Америке исполняется танец живота?
— В Южной? Все исполняется!
— Точнее?
— Говорят же — там все на свете исполняется! А ты хочешь быть участницей ансамбля? Или солисткой?
Нюрок последнее время была несколько отчуждена от своей приятельницы: не захотела в свое время узнать ни о Рыцаре, ни о путешествии по Унтер-ден-Линден, ну, а не в свое — это уже трудно. В свою очередь, Ирина Викторовна тоже подозревает, что в тот раз, в последнюю их встречу в квартирке на тринадцатом этаже, Нюрок что-то не рассказала о себе. Что-то серьезное.
Но это все ничего не значит, дружба — это дружба.
Анюта Глеб всплеснет своими некрасиво-красивыми руками:
— Ирина Викторовна! У вас получится! Вижу отчетливо, что у вас получается этот самый танец с животом!
Валерия Поспитович поразмыслит по-своему:
— У меня есть знакомая, она — теоретик в области этнографического танца. Может и спросить у нее, Ирина Викторовна? Она должна знать...
А вдруг как раз в день рождения матери приехал Аркашка? Приехал и ждет ее — Ирину, мать солдатскую? А она ходит в чистом поле сама по себе и ничего-то не знает.
Уже гнали домой стадо черно-белых и еще каких-то коров...
И вообще — как бы чего не вышло, уж очень умиротворенным и спокойным оказался нынче день, а за спокойствием всегда что-нибудь да кроется. В каком-то неожиданном согласии с нею прошел этот день, а ведь она его боялась всегда — вот он наступит, вот наступит! Почему-то боялась, что-то такое в нем предчувствовала... А может быть, напрасно?!
Глава шестнадцатая
В ЗЕРКАЛАХ
Нет, Аркашки не было. Не приехал.
Сначала Ирине Викторовне как будто даже полегчало: ей не хотелось огорчить сына своим отсутствием дома в день рождения. Нехорошо, очень нехорошо получилось бы, если бы он торопился успеть к дню рождения матери, успел бы, а матери дома нет как нет!