— Твою? Личность?
— А что же еще? Может быть, и еще что-нибудь?
Сначала про себя, потом вслух Ирина Викторовна проговорила:
— Скажи на милость, Аркадий, ты ведь очень много не понимал в школе на русском языке, а вот на шведском почему-то понял все сразу, и без помощи учителей?
— А это потому, муттер, что одно всегда компенсируется чем-то другим. Если человек чего-то не понимает, не способен, значит, он готов понять что-то другое. Что-то совсем в другой области. Если, конечно, он не круглый дурак.
Ирина Викторовна задумалась. И тяжело задумалась...
И тоже стала рассматривать лицо Ирунчика анфас и в зеркало. А почему бы нет? Ирунчик ведь очень внимательно рассматривала в том же зеркале самое себя, следовательно, это было приглашением посмотреть на нее со стороны — неловкость миновала для нее, поскольку Аркадий все объяснил, и вот непринужденно положив руку на плечо Аркадия, она спрашивала Ирину Викторовну:
«Вот какая я — видите? А вот какие мы с Аркашей — видите?!»
Ирина Викторовна видела: Ирунчик, конечно, была ничего себе женщина — в пропорциях и с фигурой, вполне пригодной для всего на свете: для верхней одежды, для дневного костюма, для вечернего платья, для купальника и т. д. И красивенькой была. И всего только годика на два-три она была старше Аркадия.
— Аркадий! — спросила Ирина Викторовна. — Я вот чего не понимаю: Ирочка украшает твою жизнь? Так?
— Конечно, муттер! Еще бы!
— Ирочкин папа — тоже?
Аркадий пожал одним плечом, не тем, на котором лежала рука Ирунчика, и сказал:
— В общем — да! Я же об этом говорил: папа Ирунчика, Матвей Ильич... да! Кажется, мы тебе и фамилиито Ирунчика не назвали? Вот упущение!
— Я не об этом. Я о другом: ну, а ты-то, ты-то чем украшаешь Ирочкину жизнь?
— Я?! Что за вопрос? Да самим собою... Да если бы я не украшал — неужели бы мы сидели нынче вот так, вот здесь, и вели бы вот такой непринужденный разговор?!
Ни одна черточка не дрогнула в лице Ирунчика.
Поели молча.
По программе Аркадия, должно быть, закончилась первая часть встречи — ознакомительная, и теперь был антракт, а дальше, по всей видимости, должно было последовать почти что семейное застолье и даже — поцелуй Ирины Викторовны в Ирочкину щечку.
Но не губами, а всей кожей своих рук Ирина Викторовна уже ощущала кожу Ирочкиных рук, и это ощущение было по меньшей мере антипатично ей.
Надо было взять разговор в свои руки, а тогда его можно будет самой и кончить...
— Ну, а как у тебя служба, Аркадий? Как дисциплина?
— Нормально, муттер. Всегда и все будет нормально, если усвоить один-два главных принципа.
— Принципа? Например?
— Например — не обижаться! Не понимаешь? А между прочим это очень просто. Скажем, послали тебя в наряд внеочередь — не обижайся. Зря отругал комвзвода — опять не обижайся. И так дальше, и вот уже дисциплина тебе — как зеленая улица! А то есть, муттер, солдаты — не солдаты, одно горе: ему на сон положено семь часов, а он пять не спит, обижается. На старшину обижается, на начальника команды, на министра обороны и так далее. Да разве это служба?
...Самое неприятное и трудное — что у Ирины Викторовны не было ощущения конца этой встречи. Конечно, так или иначе она должна была кончиться, хотя бы потому, что она уже кончилась по существу, а теперь только повторялась в вариациях, но когда, как и чем будет конец — это было неясным, было очень смутным.
Что там еще Аркадий мог выдумать? А вдруг он запланировал еще одну встречу — с фатером Ирунчика, например? Пройдет час-полтора, и Аркадий скажет: «Муттер, а теперь прошу тебя поехать с нами к Ирунчику?» Хватит или не хватит у муттер сил отказаться? По-другому: через полчаса фатер Ирунчика появится здесь собственной персоной... Хватит или не хватит у нее сил... для чего? Она не только этого, она уже и другого не знала: хватило или не хватило у нее сил пережить все то, что она услышала нынче от сына? Услышала и увидела! В зеркало и помимо него, непосредственно?!
И, не зная этого, Ирина Викторовна снова стала всматриваться в ядовито-зеленый блеск колонны и в это зеркало: а вдруг и в самом деле кто-то там появится? Кто-то такой! Какой-то такой! Что-то, показалось ей, промелькнуло в зеркале невероятное...