Иногда он останавливался, глядел из-под ладони на свою палатку и прикидывал, ровный ли получается у него круг. Он делал свое дело старательно, и круг получался ровный.
Когда же круг замкнулся, он еще постоял в точке замыкания, еще подумал, а потом по внешней стороне круга стал писать палкой буквы: «з», «е», «м»...
«Земля Одного Человека» — написал он довольно крупными буквами. А внутри этого круга он сделал рисунки. На снегу одну за другой он нарисовал пальмы.
— В Сибири пальмы не растут! — говорил он, рисуя. — Не растут, не растут!
В полутьме палатки два странных рисунка, что-то вроде небольших древних изваяний, что-то вроде двух восьмерок, что-то вроде двух ароматных туркестанских дынь.
Но это не изваяния, не восьмерки и не дыни. Это подошвы дроздовских унтов.
Дроздов лежит на спине, закинув ногу за ногу, слегка покачивает правой, и по правой подошве от этих движений пробегают прямо-таки загадочные блики и тени.
Дроздов думает.
Дроздов обиделся на Шевырева, когда тот, прощаясь, назвал его фантазером. Обиделся потому, что Шевырев был прав.
Тем более он оказался прав нынче, когда Алеша Дроздов был в тундре один-одинешенек и твердо знал, что это не обещает ему ничего хорошего. И, чтобы не думать о том, что это ему обещает, что — не обещает — ему ничего не оставалось, как только фантазировать.
Тем более что он действительно был мастером этого дела. Не профессионалом, но неизменным болельщиком фантазии.
По-прежнему неподвижны и плотны тяжелые облака — мухе не пролететь.
Над облаками солнце, яркий свет.
Облака делят мир на две части: сумрачную и сияющую.
В сумрачной части находится «Земля Одного Человека» — палатка, приборы, елочка, но теперь здесь появилось еще одно странное сооружение — металлическая вышка.
Ажурные и блестящие стержни, переплетаясь, уходят в облака.
Тихо, строго и неподвижно кругом.
Но вот в белых облаках появляется темное пятнышко, оно пробивает облачную завесу и падает на землю.
Это один из двух собачьих унтов Дроздова.
Спустя некоторое время точно таким же образом на земле рядом с первым появляется и второй унт.
Оба унта обращены подошвами кверху, и возникает тот самый рисунок, в отношении которого еще недавно никак нельзя было решить, что же это такое: наскальные знаки древних, восьмерки с неким символическим смыслом или ароматные дыни?
Рядом с унтами появляется и меховая шапка Дроздова.
А вот и сам Дроздов, он торопливо взбирается по стержням вышки, и ему жарко. Он в носках, в трусах и в майке, но ему все равно жарко.
Иногда он останавливается, смахивает пот с лица и снова карабкается вверх, вверх. Вот он в густых облаках.
Вот он в облаках разреженных.
Вот он в мире заоблачном, где так щедро, при полном отсутствии каких-либо теневых сторон окружающей действительности, так свободно и раскованно сияет солнце.
Наконец, оказавшись на самом верху металлической вышки, Дроздов оказался и рядом с Солнцем — рукой подать.
Дроздов вздохнул и сказал:
— Если хорошенько вспомнить, никто никогда не достигал Солнца... Зато каждому, кто пытался его достигнуть, всегда оставалось чуть-чуть...
Сказав это, он заметил на металлической вышке горизонтальную стрелу подъемного крана. Он стал командовать — «майна», «вира», — а стрела стала вращаться вправо и влево, задирать свой хобот, опускать его вниз. На конце стрелы поскрипывали блоки, по блокам бежали тросы, погружаясь в непроницаемо-плотный облачный покров.
А ниже облаков, на Земле кран проделывал созидательную работу: поскрипывая на морозе, тросы подавали и вплотную один к другому быстро устанавливали стеклянные сферические сегменты, опоясанные по периметру металлическим каркасом.
Минута, и эти сферы составили замкнутую окружность.
Как раз ту самую, которую вычертил на снегу Дроздов, вдоль которой он совсем недавно написал: «Земля Одного Человека».
Кран продолжал свою работу по-прежнему размеренно и быстро.
Над первым рядом сфер уже смонтирован второй.
Над вторым третий.
Из-за облаков доносится уверенный голос Дроздова:
— Право! Лево! Майна! Вира! Право! Лево!
Поскрипывают на морозе блоки и тросы. Позванивают при соприкосновении друг с другом строительные детали-сегменты.
Уже выявляются контуры всего сооружения: это будет купол.
Когда один над другим было воздвигнуто пять блестящих и совершенно идеальных в своих очертаниях стеклометаллических сферических сегментов, кран вдруг остановился.