— Оби, ты слышишь меня? Иди ко мне, мы тут. Иди на свет!
— Оби, оби! — раздался испуганный голос Закриба. — Иди к нам.
Но голос товарища был каким-то глухим и тихим, словно он сразу затихал, едва отделившись от губ.
— Здесь совершенно нет эха, — тихо сказал Гарри и посмотрел на товарища. Тот был в двух шагах от мужчины и в свете огня было видно, что он не услышал Гарри. Закриб что-то сказал в ответ, но Гарри тоже ничего не услышал. Гарри подошел ближе.
— Куда пропадает звук? — спросил он и тут же услышал в ответ:
— Его поглощает тьма! — теперь голос товарища звучал громки и четко.
— Значит, идем совсем рядом, иначе мы ничего не услышим. Где же эта обезьяна!
Непроглядная темнота и полная тишина окружили мужчин. Чернота пространства, казалось, была живой, она полностью наполняла не только невидимые очертания помещения, но и будто проникала внутрь людей. Гарри стал замечать, что уже не совсем понимает, зачем ему эта обезьянка, и что совсем не важно, куда они идут и что делают в последнее время. Мужчине начинало казаться, что все его нахождение здесь или где бы то еще тоже бессмысленно и никому не нужно. Гарри передвигался все медленнее и медленнее и, наконец, опустился на невидимый пол. Закриб, вплотную шедший за Гарри, споткнулся от резко остановившегося мужчины и чуть не упал:
— Гарри, ты что делаешь? Что с тобой? Тебе плохо? — спросил он
— Нет, со мной все нормально, давай передохнем. Здесь так спокойно и ничего не тревожит, здесь тишина, и это прекрасно.
Гарри сидел на полу и держал перед собой затухающую лиану, которая стала дымить и почти не давала света. Закриб присел рядом и начал освещать пол. Он оказался сделан из каменных плит и испещрен различными знаками, текстами и рисунками. Вскоре оба мужчины расположились на полу и молчали. Гарри понял, что ему совсем не хочется двигаться, все его мысли и желания, все те яркие впечатления о жизни прошлой и настоящей куда-то подевались. Те воспоминания, что были у него теперь, представлялись интересной книгой, задвинутой на дальнюю полку сознания с мыслью: да, там что-то написано обо мне, и если захочу, то почитаю, но не сейчас.
Закриб тоже впал в безмолвие. Лианы в руках мужчин догорели, и теперь не было видно даже дыма. Они безмолвно сидели рядом, и теперь их ничего не заботило. Величие устоявшейся пустоты не только окружало их, но и пробиралось сначала в мысли, а затем в тело. Дыхание мужчин замедлилось, и радостная вначале мысль, что ничего теперь не существует, постепенно разрастаясь, вдруг уменьшала, а затем и полностью стирала все чувства и воспоминания. Мысли Гарри, совсем недавно охватывающие все бытие вокруг обозримого и неведомого, теперь отсутствовали и съежились до контроля собственного дыхания, биения сердца, а вскоре, когда сердце начало биться очень редко, а ровное дыхание стало очень поверхностным, то и мысли о своем теле куда-то делись, словно поглощенные этой бесконечной тьмой. И последней мыслью Гарри было: «Так вот что значит наставление Будды об отсутствии желаний».
Чувствую значит живу
Эйрик настойчиво продолжал расталкивать всех ото сна. Уже встало солнце и осветило все вокруг, но Гарри и Закриб так и не появились из черного проема храма. Недобрые мысли тревожили великана еще ночью, как только мужчины пошли на поиски этой кривляки-обезьянки. Но Эйрик старался не думать о плохом и тщательно поддерживал горение костра, размышлял о своей жизни. Чтобы скоротать время, он обтачивал заостренным камнем свою тяжелую дубину. В руках великана становились весьма грозным оружием любой камень, любая палка. Вот и теперь в умелых руках здоровая ветка принимала очертания весьма эффективного оружия.
Эйрик с малых лет привык к тяжелой и полной опасности жизни. Его отец и жители села, где он жил с юных лет, воспитывали мальчиков в привычке к борьбе за свою жизнь и в ответственности за жизнь своих соплеменников. И прежде, и сейчас великан считал, что интересы его общества всегда должны быть выше своих собственных. Исключением в какой-то момент его жизни стала семья. Когда он познакомился со своей будущей женой, когда рождались его ребятишки, в его душе возникали необычные теплые и даже нежные чувства. Но воин становился мужем и отцом, и оттого многократно увеличивалась его ответственность и чувства за безопасность как своей семьи, так и людей, живших вокруг. Он понимал, как сильно зависит благополучие его жены и детей от совместного проживания с другими членами его племени. Рыбалка, охота, набеги на соседние народы и оборона от незваных гостей целиком зависели от его племени.