Кстати говоря, я вовсе не страшный, уж точно не эдакой, как на «портрете», – я симпатичный, маленький и скорее серый, чем черный, с изумительными розовыми ушками и пятачком, с нежными, без когтей, лапками. И меня, такого пусечку, закрутили пентаклем! Сами знаете! И прекрасно знаете, чем маг закрыл мне рот, – люди очень жестокие и несправедливые существа! Заставили меня стоять на локтях, с ногами у ушей и корешком во рту аж два века кряду! А то, что я испражнялся на череп, означало, что мог я только в мир мертвых, в ад то бишь, о помощи кричать. Говорю им, братцы, бесы, черти да демоны, ежели вырветесь из ада, спасите, освободите, но… Просто в аду все за себя, никогда за просто так не помогут, тем более мелкому бесу, и маг это знал!
Затем стены той комнаты обили деревом, затем Наполеон случился, и погиб на войне молодой помещик. Его наследников повозки на паровом двигателе не интересовали, и продали они дом. С тех пор много собственников сменилось. Чего только не устраивали в темно-красном доме: пансион благородных девиц, казармы, склады, постоялый двор с трактиром, доходный дом… Все эти предприятия просуществовали до смешного недолго, и не я тому виной – я тихо сидел в заточении, спрятанный от мира за досками, незрячий, безвредный и оттого весьма злой. Вокруг менялась жизнь – одно строили, иное рушили, сгорела и усадебка того молодого помещика. Каждому, кто задумывал снести темно-красный дом, являлся в кошмарах маг и запрещал это делать, – такое он заклятие наложил. Даже икону над входом в дом повесили, аккурат перед революцией…
Казалось мне, когда в пятидесятых годах прошлого века гнилые доски наконец сняли, я смогу освободиться, но рабочие лишь покачали головой, поплевали в меня и вновь закрыли стены – теперь обоями. Темно-красный дом был то общежитием железнодорожников, то просто приезжих. Ремонт они делали на тяп-ляп: поверх старых обоев клеили новые… Уже в девяностых темно-красный дом признали аварийным, расселили всех в двухтысячных. Далее вновь менялись собственники, дом стоял пустой…
Я уж отчаялся, ослабел от безделья до чрезвычайности, – маг, будь он жив, ныне затолкал бы меня в ад без малейшего труда, – и конец моей карьере – ворочал бы я до скончания веков в аду тачки с навозом и ссыпал его на грешников. Правда, и среди живых жизнь мелкого беса зачастую не сахар. О, сколько раз в меня кидали солью! Солью – это очень больно, особенно для глазок. Водой и плевками тоже неприятно – не больно, но неприятно – боюсь я воды до жути. Бррр… Соленая морская вода – самая гадкая! Понимаете теперь, какой подвиг я совершил путешествуя морем из Британии в Россию? Ох, и зачем же понесло меня сюда?! Знал бы… Ладно, свое я скоро наверстаю.
Рога у меня, прошу заметить, тоже нет, а растет себе на маковке длинный волосок. Я этим волоском проникаю через ваше левое ухо к вам в голову – и все-все ваши мысли читаю. К одним людям я лишь на время подсаживаюсь, а на плече другого – мой дом. Причем, не каждый мне человек для дома подходит – особь нужна слабовольная, самовлюбленная, бессовестная, – ничтожество, если говорить по-простому. Я из него силы пью, если из прочих не получается. Важное уточнение: я отнюдь не паразит – я игрок. Если вы мне проиграете – я сильнее, если нет – сильнее вы, – всё просто!
Так вот, в итоге темно-красный дом достался по дешевке Алексею Петровичу. Сначала он не хотел его разрушать – всё же дом начала девятнадцатого века, кирпичный остов крепок, а что крыша течет и потолки рушатся, так это поправимо. Можно на фасад налепить интересных наличников и скульптур, обустроить двор. Имел он разные планы: ресторан, гостиница, бани… Короче, дом стали расчищать от мусора, тогда и содрали отсыревшие обои со стен той комнаты.
Думаете, я мог бы без труда забраться на любого из тех чернорабочих? А нет, к моему глубокому сожалению. К каждому человеку Бог приставляет своего слугу, которого вы зовете Ангелом-хранителем, хотя это не совсем так. Ангелы – могущие существа, посланники Божьи в ответ на ваши молитвы, а те хранители, что с вами живут и наставляют вас на путь добра, – они мелкие духи. Их глас вы зовете совестью. И чем тише глас совести, тем мельче ваш защитник, некоторые из них не больше мухи – такими я люблю пообедать. Зато сильный хранитель не даст мне надолго присосаться к его подопечному, будет гнать меня, рубить мой волосок…