Пит ободрал с потолка уже половину стекловолоконных пластин, как вдруг прервал свою торопливую работу. Он что-то услышал. Отчетливый звук в ухе. То, что до этого было только задувавшим в приемник ветерком, теперь стало шумом, шагами, скрежетом. Кто-то ходил там, несколько, шаги нескольких человек. Пит кинулся к окну и увидел их. Они стояли на церковной башне, четыре фигуры. Они стояли там и смотрели на него.
Тень у края окна. Появилась на миг и тут же исчезла.
Он постоял там, увидел их и скрылся.
— Хорошее место. Отсюда мы его точно достанем.
Эдвардсон крепче взялся за железные перила. Ветер дул сильнее, чем ему показалось, а до земли было далеко.
— Рюден, мне нужна ваша помощь. Я прямо сейчас начинаю работать отсюда, с колокольни, но мне надо, чтобы кто-нибудь находился возле тюрьмы и вел ближнее наблюдение, человек вроде вас, знающий место.
Рюден проследил взглядом за немногочисленными людьми, пришедшими на кладбище. Те встревоженно поглядывали вверх, на башню, иные уже направились к выходу. Покоя, который они хотели разделить с теми, по ком тоскуют, здесь сегодня не будет.
Рюден медленно кивнул, он все слышал и понял, но предложил другое решение.
— Я готов. Но есть один полицейский комиссар, который знает Аспсос лучше меня. Он работал в этом округе, когда тюрьму только строили. Бывает здесь регулярно. Засадил сюда множество уголовников, приезжает для допросов. Великолепный следователь.
— Кто?
— Комиссар городской полиции Стокгольма. Эверт Гренс.
Каждое слово было отлично слышно, серебристый приемник работал хорошо. А другого Хоффманн и не ждал.
— Кто?
Он немного поправил приемник, нажал указательным пальцем на тонкий металлический диск, поглубже вдавливая наушник в слуховой проход.
— Комиссар городской полиции Стокгольма Эверт Гренс.
Голоса звучали так отчетливо, словно говорившие держали передатчик и старались говорить прямо в него.
Пит ждал у окна.
Они стояли возле низких железных перил, может быть, даже немного отклонившись назад.
На балконе что-то происходит.
Отчетливый скрежет — сначала металлическое оружие задело деревянную опору, потом легло тяжелое тело.
— Тысяча пятьсот три метра.
— Тысяча пятьсот три метра. Я правильно понял?
— Да.
— Слишком далеко. У нас нет снаряжения для такого расстояния. Видеть мы его видим. А достать не сможем.
Машина еле двигалась.
Изматывающе плотный утренний поток транспорта полз по обоим рядам Кларастрандследен.
Какой-то рассерженный человек вышел из тащившегося впереди автобуса и в одиночестве зашагал по обочине забитой транспортом дороги, с довольным видом проходя мимо раскаленных машин; он, должно быть, добрался до шоссе Е 4 гораздо быстрее своих оставшихся в автобусе попутчиков. Гренс подавил в себе желание погудеть идиоту, прущемуся по проезжей части, или даже сердито ткнуть ему в нос табличку «Полиция». Ладно уж. Если прогулка по жаре и скверному воздуху вдоль приросших друг к другу автомобилей позволит человеку не лупить по приборной доске и не пугать соседей по пробке, то пусть себе гуляет.
Гренс провел пальцем по смятой карте, лежащей на пассажирском сиденье.
Он решился. Он ехал к ней.
Через пару километров он остановится перед всегда открытыми воротами Северного кладбища, выйдет из машины, отыщет ее надгробие и скажет ей что-нибудь похожее на «прощай».
Мобильный телефон лежал под картой.
Гренс не вытащил его после первых трех сигналов, однако аппарат и не думал замолкать.
Дежурный.
— Эверт?
— Да.
— Вы где?