Платье как вторая кожа, мягкое, нежное. Вишра уже и забыла, насколько приятно ходить в плотной одежде, не открывающий едва ли не каждый сантиметр кожи.
Даол ждёт новую жительницу дома в столовой, сидя на широком стуле с резной спинкой, сосредоточенно читая газету. «Фот Ивиш» гласит название. Вишра прищуривается, пытаясь разобрать мелкий текст и с грохотом падает, споткнувшись о предательский порожек. Вот и закончились все умения быть красивой, грациозной. Стоя на постаменте всё кажется гораздо проще, а смена позы происходит как-то не задумываясь, словно внутри есть сложный механизм, позволяющий действовать так, как нужно хозяйке, но не обладательнице тела.
- Как же так…
Девушка ожидает криков, ругани, однако стоит тишина.
Мужчина поднимает чуть расфокусированный взгляд и с удивлением смотрит на щуплого мальчишку слугу, путающегося в парче, но старательно помогающего девушке подняться.
- Всё хорошо?
Вишра облегчённо выдыхает, поднимаясь на ноги и отряхивая платье, она-то уже волновалась, что новый хозяин разозлится, прогоняя её прочь, но он лишь щурит глаза, осматривая фигуру, очерченную подарком.
- Д-да, - чуть заикается, однако это скоро пройдёт.
Она благодарит его за платье, за заботу, на щеках вспыхивает доколе невидимый румянец. Он доволен. А что ещё может потребоваться куколке для полного счастья.
Девушка уже и не вспоминает Кио. Этой женщине нет места в её новой, прекрасной жизни, наполненной настоящим счастьем. Вишра занимается цветами и под её лёгкой рукой они расцветают, радуя хозяина приятным ароматом. Даол хитро улыбается, его глаза, цвета меди, сверкают.
- Моя илла мон…
Куколка кружится в танце. Куколка всё вспоминает.
Он злится, впервые за столько лет допустив роковую ошибку, он не хочет её отпускать, но она снова бьётся о прутья клетки, пытаясь выбраться наружу. Выдуманная клетка сжимается вокруг тела, заставляя пленницу ощутить себя в сети.
Даол тихо вздыхает. У него нет ни ключа, ни замка. Она сама себя сделала пленницей.
- Моя милая илла мон…
Ей больно, страшно, а лёгкие наполняются водой, заставляя захлёбываться. Перед глазами проносится вся короткая жизнь, потом длинная, жертвы, девушки и кровь. Это её война, личное сражение с самой собой, где победить почти что невозможно.
- Моё проклятье…
Она пытается сломать клетку, выбраться из заточения, но наталкивается на его усталый взгляд, полный горечи и страданий. Там кроются тысячелетия, брошенные жизни, ужасы и сломанные судьбы.
- Однажды девочка решила, что ей не место в обычном мире и попыталась всё изменить, найдя того, кто станет для неё проводником, - шепчут его губы, а пальцы касаются спутанных волос. – Она долго злилась, что никто не берётся за такое, но нашла короля, который решил показать все опасности этих безрассудных желаний. Вот только девочка захотела большего и заковала себя в цепи, в вечном поиске свободы.
Он ложится рядом с ней, кладя голову на её колени и закрывает глаза.
Он шепчет колыбельные, пока она пытается уснуть.
- Моя илла мон…
Его лицо покрывается сотнями морщин, а после разглаживается, словно ничего и не было, а она плачет, размазывая слёзы по щекам.
- Не убивай, - шепчут её губы.
- Я обещал показать, - сжимая пальцы в кулак говорит он.
Их путь начинается заново, в тщетном поиске верного смысла крутится вокруг своей оси, превращаясь в причудливую головоломку без подсказок и ответов.
- Не грусти…
Её сердце бьётся в его руках. Она делает шаг вперёд.
Легенда третья. "Мурена"
Жили на свете мальчик и девочка, брат и сестра, Аллиан и Орлеана. Дружны они были, спали в кроватях, что стояли подле друг друга и все ночи держались за руки. Как подросли, стали ночами гулять вне дома. Весь лес изучили, ни одного местечка неизведанного не оставили.
Горели на их запястьях нити красные, шерстяные, что мать на рождение надела, оберегая детей.
Расступались пред ними деревья, подмигивали звёзды, заводя свой небесный хоровод, развевались их платья и ловили брат с сестрой искры, что падали с волос прекрасных дев. А после, когда день вступал в свои права, исчезали с ладошек маленькие ожоги, восстанавливалась кожа и никто не мог заметить, что иными становились дети.
А как исполнилось им по пятнадцать лет, пришло время путь выбирать. Мальчик пошёл во пути Жреца, девочка по пути Жрицы.
- Пиши мне, - говорил Аллиан.
- Ты тоже, - плакала Орлеана.
Долог был их путь до Храмов, сложен, тяжёл.