Он опустил трубку на рычаг, задумался на секунду и полистал свою записную книжку. Для последнего дела, которое вел Мэтью, Уоррен нанимал двух ребят из пригорода, им вменялось следить за одним домом. Одного из них в тот раз убили, а с другим Уоррен до сих пор поддерживал отношения, но негласные, другие невозможны между белым и черным в этом городе. Он отыскал в книжке домашний телефон Ника Олстона, глянул на часы — двадцать минут десятого — и набрал номер.
— Алло, — отозвался кто-то на том конце.
— Ник?
— Ну?
— Уоррен Чамберс.
— Как дела, Чамберс?
Обрадовался звонку старика Уоррена.
— Мне нужна твоя помощь, — сказал Уоррен.
— Ну?
Без сомнения, он в восторге.
— Я разыскиваю телефон, — продолжил Уоррен. — По делу, которым сейчас мы занимаемся.
— Где?
— Здесь, в Калузе.
— Я имею в виду, телефон где.
— В том-то и дело. Его нет в справочнике.
— Ты не шутишь? Когда он тебе нужен?
— Сейчас.
— Ты позвонил мне домой.
— Попроси кого-нибудь разузнать!
— Попробую. Ты где?
— Дома.
— В Ньютауне?
Это был район Калузы, где жили цветные.
— Нет, я живу в Гибикусе.
— Давай номер, — сказал Олстон.
Уоррен назвал.
— Как зовут того человека?
— Фиона Джилл, — ответил Уоррен.
— Она из Налоговой комиссии, да? — спросил Олстон.
— Правильно.
— Транспортные средства, да?
— Именно. Мне срочно требуется по номеру машины узнать владельца.
— Для этого будешь звонить ей домой?
— Придется, — вздохнул Уоррен.
— Ну ладно, черт с тобой, я перезвоню.
Он перезвонил через десять минут.
— Ее номер 381–3645, — сообщил он.
— Ах ты черт, — воскликнул Уоррен.
— Да, — сказал Олстон. — Что-нибудь не так?
— Три, а не два.
— Я тебя сразу раскусил, Чамберс, надеюсь, ты понимаешь, что я не занимаюсь сводничеством.
— Очень тебе благодарен.
— Само собой.
— Я этого не забуду. Большое спасибо, Ник, я очень тебе обязан.
— А ты помнишь моего приятеля? — спросил вдруг Олстон. — Чарли Маклина? Помнишь, мы с ним следили за домом?
— Да, помню, — ответил Уоррен.
— Знаешь, мне так его не хватает, — вздохнул Олстон.
Они помолчали.
— Давай-ка выпьем как-нибудь пива, — предложил Уоррен.
— Давай, — согласился Олстон.
Говорить было не о чем.
— Я тебе перезвоню, — сказал Уоррен. — Спасибо тебе.
— Да ладно, — ответил Олстон и повесил трубку.
Уоррен положил трубку и прикинул, не поздно ли звонить Фионе — было тридцать пять минут десятого. Пока он размышлял, зазвонил телефон. Он поднял трубку.
— Алло!
— Уоррен?
— Да.
— Привет, это Фиона Джилл.
Пляжи Калузы меняются в зависимости от времени года. В мае ослепительно белый песок лежит широкой полосой, а в ноябре узкая лента пляжа покрывается ракушками, водорослями и деревянными обломками. Ураганы наводили страх на жителей не только в силу возможного ущерба городу и окрестностям, но и из-за боязни потерять драгоценное прибрежье Мексиканского залива. В районе Калузы было пять островов, но только три из них тянулись вдоль берега, с севера на юг — Стоун-Крэб, Сабал и Уиспер. Два других — Фламинго и Люси — напоминали внушительную гряду камней, пересекающую залив и упирающуюся одним концом в материк, а другим — в Сабал и Стоун-Крэб. Самый большой урон по осени неистовые штормы наносили Стоун-Крэбу, наиболее уязвимому из них.
Десятилетия разгула воды и ветра разорили и смыли некогда великолепные пляжи Стоун-Крэба. Узкая отмель была стиснута с двух сторон бухтой и Мексиканским заливом, войти в нее можно было лишь на шлюпке. За всю историю побережья Бог оказался милостив только к пляжу Сабал, сохранив его в целостности. С недавнего времени этот пляж был отдан нудистам, в результате чего строгим офицерам полиции Калузы приходилось на многое смотреть сквозь пальцы.
Но вольности дозволялись не всем.
Женщины на пляже Сабал могли загорать и купаться без верхней части купальника. Но стоило хоть кому-нибудь даже на мгновение обнажить гениталии, как словно из-под земли возникала голубая полицейская машина и страж закона в полной амуниции гордо дефилировал по песку, опустив голову ниже плеч, изучая береговую полосу, и хватал нарушителя общественного порядка на основании указа, принятого еще в 1913 году, до обретения Калузой статуса города.
На вечернем шоссе, ведущем к пляжу, старый «бьюик» Уоррена был единственной машиной. До основной стоянки было далековато, там, около большой беседки, тусовалась местная молодежь, совершая свои немыслимые племенные обряды. Где-то в стороне звучала акустическая гитара. Тихая мелодия неспешно лилась по округе. Природа, казалось, оцепенела. Уоррен нервничал.