— А Лидз выразился именно так: «беспокоить»?
— Ну да, — удивленно протянул Баннион. — Это так важно?
— Мне необходимо знать точно, кто что сказал, — подчеркнула Патрисия.
— Это слова Лидза — «беспокоить». Во всяком случае, так запомнил Стаббс.
— О’кей.
— По словам Стаббса, Лидз подъехал где-то около половины одиннадцатого. Стаббс в это время был дома — он живет прямо за доком — и видел, как подъезжает машина…
— Какой марки?
— Красная «масерати». Стаббс сказал, что эта машина принадлежит жене Лидза. На номерных знаках ее имя.
— Что именно написано на номерных знаках?
— Ее имя — Джесси. И номер 1.
— Буквами? Или цифрами?
— Я не уточнил.
— Уточните и проверьте эти номера в Отделе регистрации транспортных средств.
— Хорошо. Выйдя из машины, Лидз направляется к лодке…
— Как называется его лодка?
— «Блаженство».
— Дурацкая фантазия, — фыркнула Патрисия.
— Да уж.
— Она стояла на стапеле?
— Когда я там был, стапель пустовал.
— Как же мог Стаббс разглядеть название?
— В тот момент Стаббс как раз был на кухне, доставал бутылку пива. Окна кухни выходят на пристань, но, по всей видимости, разглядеть название он не мог.
— Я хочу знать…
— Понял. Вы хотите знать, садился ли обвиняемый в лодку под названием «Блаженство» или кто-то другой мог в это время воспользоваться лодкой, скажем, «Леди удача» или «Безмятежность».
— Именно.
— Я посещу Стаббса еще раз и все хорошенько разузнаю.
— Обратите внимание на то, что если Стаббс не разговаривал с Лидзом…
— Понятно. Необходимо выяснить, из чего Стаббс сделал вывод, что это был Лидз, а не кто-нибудь другой.
— А какова его версия?
— Он утверждает, что это был Лидз.
— Но почему он столь категоричен?
— Он узнал его кепку и ветровку.
— Что за кепка? Какая ветровка?
— Лидз непременно выходит в море только в этой желтой кепке. Такие кепки раздавала у нас одна пивная компания несколько лет назад.
— А ветровка?
— Желтая такая, с карманами впереди и отворотами. В ночь убийства ее видели на Лидзе.
— Сегодня же возьмите ордер на обыск…
— Придется отложить до понедельника…
— Это надо сделать сегодня. Отыщите судью…
— Судьи нервничают, когда их беспокоят в выходные, мисс Демминг.
— Я тоже нервничаю, когда вещественные доказательства уничтожаются по субботам.
— Понимаю. Возможно, там, откуда вы приехали…
— В суде должен кто-то дежурить…
— Я попытаюсь, но…
— Пытаться не надо, Баннион. Это необходимо сделать.
— Да, мэм.
— Надо успеть, пока жена их не сожгла.
— Патрисия Лоуэлл Демминг, — начал Эндрю. — Тридцати шести лет.
— Выглядит куда моложе, — заметил Мэтью.
— Родилась в Нью-Хейвене, штат Коннектикут. Ее дед, Лоуэлл Тернер Демминг, был судьей. Вы о нем слышали?
— Нет. Это в его честь ее назвали?
— Наверное, — ответил Эндрю. — Хотя ее могли так назвать любящие мама с папой — у этих англосаксов «лоуэлл» означает «возлюбленная».
— Может быть.
— Уже в семь лет определилась с профессией — решила стать юристом после фильма «Убить…» с Грегори Пеком.
— А это откуда ты выкопал?
— В первые дни своей работы в прокуратуре Калузы она дала интервью газете «Геральд трибюн Калузы».
— И когда это было?
Эндрю сдвинул очки на лоб и полистал свои записи. В очках он был похож на ученого, может, даже на председателя суда. А без них — на дотошного репортера. Темные кудрявые волосы, карие глаза, орлиный нос, довольно мужественный рот с тонкой верхней губой и припухлой нижней. Синтия Хьюлен как-то сказала Мэтью, что Эндрю напоминает ей Мика Джаггера. Мэтью еще удивился тогда: ну просто никакого сходства! Не отрываясь от машинки, Синтия добавила, что имеет разительное сексуальное сходство.
— Зачислена в штат прокуратуры незадолго до Рождества, — сказал Эндрю.
— У тебя есть ее послужной список?
— Я прочитаю все в хронологическом порядке, — сказал Эндрю. — Так понятнее…
— Хорошо.
— Она закончила школу в шестнадцать лет…
— Молодец.
— Да. Два года училась в Йельском университете. Весной ее исключили за курение наркотиков в аудитории…
— Вот эта да!
— Совершенно верно. Оттуда она перевелась не куда-нибудь, а в Браун, который закончила с Фи Бета. Там тоже вышло недоразумение…
— Наркотики?
— Нет-нет. Драка. С парнем, футболистом, который назвал ее Пэт.
— А это ты откуда знаешь?
— Из Брауна мне прислали статью из университетской газеты. После этого случая она стала местной знаменитостью. Дело было так. Этот олух, так она его характеризует…
— Хорошее слово — олух.
— Весьма. Так вот, этот олух подошел к ней и поздоровался: «Привет, Пэт, меня зовут…» Не успел он докончить, как она врезала ему промеж глаз. Позже она пояснила репортеру газеты, что «Пэт» — это собачья кличка, в их краях так еще называют пьянчужку, того, что с дружком «Миком» лакает спиртное. Она — Патрисия и не позволит коверкать свое имя. Кстати, Патрисия по-латыни означает «благородная».
— Она сама про латынь вспомнила?
— Нет, это я добавил. Но остальное — да, ее подлинные слова, я цитирую по «Браун дейли геральд». Она добавила, что прозвища ее особенно раздражали.
— Какая чувствительная.
— Очень. Затем она посещала юридический факультет в Нью-Йоркском университете.
— Наверняка была отличницей, — заметил Мэтью, закатывая глаза.
— А вот и нет, хотя и в десятке лучших. Спустя три года сдала на степень в Калифорнии, и тут же ее пригласили работать в фирму «Долман, Радджеро, Питерс и Дерн». Слышали о такой?
— Нет.
— Работала она у них два года, заслужила прозвище «Злыдня с Запада» — видно, в суде себя показала. Затем она переезжает в Нью-Йорк, фирма «Карте, Рифкин…».
— …Либер и Лоэб. Крутые ребята.
— Верно. Здесь она подтвердила свою репутацию.
— Какую именно?
— Безжалостный защитник, никаких сантиментов. Только уголовное право. Она успешно защищала махинаторов из нефтяных компаний, мафиозных боссов, колумбийских наркобаронов, специалистов по уклонению от налогов…
— А дела об убийствах?
— Вела трижды. К примеру, одна женщина обвинялась в том, что задушила своего шестимесячного сына во сне.
— Она нашла смягчающие обстоятельства?
— Нет. Она просто настаивала на оправдании — и добилась его.
Мэтью взглянул на него.
— Серьезная дама, — кивнул Эндрю.
— А какова она во время судебных заседаний?
— Яркая внешность, привлекательна, агрессивна, беспощадна, злопамятна. При малейшем упущении со стороны оппонента — атакует.
— Когда она ушла из фирмы?
— После «Карте, Рифкин…» она перешла в прокуратуру Нью-Йорка, где проработала последние три года до Флориды. Видимо, не достигла желаемого.
— А что у нее на уме?
— Флорида — первая ступенька для прыжка в Вашингтон.
— Шагает по стопам своего босса.
— Да, сэр.
— Он-то и подбросил ей дело в надежде на более крупный улов. А что, в газетах пока ничего не прошло?
— Нет, сэр. А что там должно появиться?
— Сам не знаю. Ты нашел мне переводчика?
— Да, сэр.
— Хорошо. Проверь, сколько времени идет «Касабланка».
— «Касабланка»? Хорошо, сэр.
— И узнай по минутам, когда в день убийства были прилив и отлив.
— Записал, сэр, прилив и отлив.
— Как зовут переводчика?
Май Чим Ли была вывезена из горящего Сайгона на вертолете в апреле 1975 года. Ей тогда только что исполнилось пятнадцать лет. Она помнила, как отец тащил ее в посольство сквозь хаос и погром улиц. Она крепко держалась потной ладонью за руку отца. На летном поле отец поднял ее и передал в руки негру в форме американского сержанта. Вертолет уже был готов подняться в воздух, люди цеплялись за шасси.