— Мне трудно объяснить, как он мог туда попасть.
— Нет ли тут какой ошибки, это действительно ваше портмоне?
— Да.
— Там были ваши водительские права…
— Да.
— Так, с этим разобрались. Ваш бумажник найден в комнате, где обнаружены трупы тех, кто недавно обвинялся в изнасиловании вашей жены. Одного этого прокурору достаточно для возбуждения против вас уголовного дела…
— Меня там не было…
— …ведь тогда насильников оправдали…
— На их совести это преступление.
— Суд не согласился с обвинениями.
— Это ошибка. Они ее изнасиловали.
— Дело спорное. В прошлую пятницу был оглашен оправдательный приговор. В тот же самый день вы в присутствии сотен свидетелей клянетесь убить негодяев. В понедельник их находят убитыми. На месте преступления валяется ваш бумажник.
— Да, это так.
— С какой стати я должен вас защищать?
— Я невиновен, — покорно сказал Лидз.
Адвокат прислонился к белой стене камеры, на которой отметились многие предшественники Лидза, и смотрел в ясные, спокойные глаза узника, примостившегося на краешке узкой койки. Виновен или нет? Решать это придется прямо сейчас, иначе потом, если он возьмется за дело, отступать будет некуда.
— Как мог бумажник оказаться на месте преступления?
— Понятия не имею.
— Вам не приходилось терять его в понедельник?
— Нет.
— Когда вы в последний раз держали его в руках?
— Не помню.
— Вспомните, как вы расплачивались в тот день? Может быть, пользовались кредитной карточкой?
— Мне кажется… В тот день я заходил в видеопрокат.
— В котором часу это было?
— По дороге домой, на ферму. Я фермер.
Лидз явно скромничал. Он был внуком Роджера Лидза, одного из самых первых переселенцев штата, сумевшего в свое время скупить за бесценок сотни акров во Флориде. Его отец, умерший шесть лет назад, прикупил три тысячи акров плодородной земли на Тимукуэн-Пойнт-роуд, грузовые стоянки в Тампе и лучшую недвижимость в центре Калузы.
— Я заглянул на Лайм в офис своего агента, — продолжил Лидз.
— Мир тесен, — улыбнулся Мэтью. — У меня тоже агент в тех краях.
— Я бываю там каждый день.
— Я тоже.
— Я пробыл там около часа, — добавил Лидз.
У богатых свои привычки.
Мэтью вернулся к прерванному разговору:
— Когда вы были в понедельник у своего агента?
— Часов около трех. Джесси велела захватить по дороге какой-нибудь фильм.
Джесси Лидз. Это она звонила ему вчера, после того как Лидзу предъявили обвинение и отказались выпустить под залог. Она начала с того, что он лучший в городе адвокат по уголовным делам (слышал бы это Бенни Фрейд!), и просила взять на себя хлопоты по защите ее мужа. Он откликнулся на ее просьбу.
— Зашел я в видеопрокат…
— Какой, не скажете?
— То ли «Город видео», то ли «Мир видео»… Какое-то типичное название. Он расположен на Трейл, около Люйда, не доезжая до поворота на Уиспер-Кей-Бридж.
— И что вы там взяли?
— «Касабланку». Джесси без ума от старых фильмов. Мы его посмотрели после ужина.
— Вы ночью выходили из дому?
— Нет.
— Во сколько вы легли спать?
— Что-то около половины девятого.
— Так рано?
— Мы смотрели кассету.
— Неужели вы спите в одежде?
— В одежде? Что вы! Почему в одежде?
— Прежде чем лечь спать, вы разделись, так?
— Ну да, конечно.
— И куда вы положили бумажник?
— Я… по-моему…
Адвокат отметил, что Лидз смутился.
Вроде бы повседневное действие, да поди знай. Отчего бы Лидзу и не стушеваться, раз вся его жизнь висит на волоске от того, куда он в тот вечер сунул бумажник. Законы Флориды суровы. Убийство с отягчающими обстоятельствами тянет на электрический стул. Мэтью ждал ответа.
— Обычно он лежит у меня на туалетном столике, — задумчиво произнес Лидз. — Вместе с ключами и мелочью. Наверняка в тот вечер я положил его туда же.
— Но полной уверенности у вас нет?
— Ну как сказать… Видите ли… — Он немного помолчал, затем продолжил: — Я мог обронить его в лодке в тот вечер.
— В лодке?
— Да. У меня есть тридцатидевятифутовый «медитерраниен». В тот вечер перед ужином я выходил в море.
— И вы допускаете, что он мог выпасть из кармана?
— Вероятно.
— Припомните, раньше такое случалось?
— Иногда, чтобы он случайно не выпал, я клал его на дно.
— Вы когда-нибудь забывали бумажник в лодке?
— Всего однажды.
— Вы хотите сказать, что вам приходилось забывать бумажник вне дома?
— Да.
— Значит, можно предположить, что в понедельник могло случиться подобное?
— Вполне. И кто-нибудь его прихватил оттуда, иначе как он мог оказаться на месте преступления?
— Когда вы обнаружили пропажу?
— Это было во вторник утром. Полицейские нагрянули к нам домой и предъявили бумажник.
— В котором часу это было?
— Где-то около девяти. Они показали мне бумажник, и когда я подтвердил, что это моя вещь, они велели собираться.
— И вы отправились с ними в город?
— Конечно.
— Надеюсь, сопротивления не оказали?
— Нет.
— Мистер Лидз, знакома ли вам «Малая Азия», так называемый район Калузы?
— Да.
— Вам случалось бывать там?
— Случалось.
— Можете вспомнить, когда?
— В день их ареста.
— Кого вы имеете в виду?
— Тех мерзавцев, которые напали на Джесси.
— Значит, вы знаете этот дом 1211 по Танго-авеню?
— Да.
— Вы отправились туда после ареста той троицы?
— Да.
— Значит, этот адрес вам знаком?
— Да.
— И дом тоже?
— Да.
— Вы заходили внутрь дома?
— Нет. Я просто захотел посмотреть, где живут эти твари, вот и проехал по улице.
— Скажите, вы не были там в ночь убийства?
— Я уже говорил, что нет.
— А в какой-нибудь другой день?
— Нет.
— Сколько вам лет, мистер Лидз?
— Сорок один.
— Вы служили в армии?
— Да.
— Когда?
— Во время Вьетнамской кампании.
— Вы были в действующей армии?
— Да.
— Вам случалось сталкиваться с подобными убийствами?
— Они получили по заслугам.
— Но такие жертвы…
— Я протестую. Эти ублюдки не жертвы! Они потешались над моей женой. Слава тому, кто их прикончил!
Лидза было не узнать: его голубые глаза помутнели, он скрежетал от злобы зубами и потрясал кулаками. Если он окажется в таком состоянии в зале суда, ему обеспечен электрический стул.
— Мистер Лидз, я повторяю: случалось ли вам во время службы во Вьетнаме видеть…
— Да, иногда так уродовали тела наших солдат.
— Им вырывали глаза…
— Да.
— Отрезали члены…
— Эти нелюди для острастки отсекали указательный палец правой руки. Любили вырывать язык. Мы часто подбирали трупы без языков. — И, поколебавшись, он добавил: — Мы проделывали с ними то же самое. Парень из моего батальона частенько надевал на шею ожерелье из отрезанных ушей.
— А вы сами когда-нибудь…
— Нет-нет, никогда.
— Вы уверены?
— Я на такое не способен, и без того по уши в дерьме ходили.
На какое-то время оба замолчали.
Из коридора в камеру донесся разговор двух полицейских, потом послышался смех.
— Мистер Лидз… — Адвокат с трудом подбирал слова.
Он пристально посмотрел в глаза подозреваемому, пытаясь понять, мог ли такой человек отомстить столь жестоким образом за надругательство над женой. Способен ли на самосуд? Или преступление совершено кем-то другим, а бумажник действительно оказался там случайно?
— Мистер Лидз, повторите, пожалуйста, что вы непричастны к этой трагедии.
— Я их не убивал.
— Еще раз, пожалуйста.
— Эти трое не на моей совести.
Летом в Калузе жару переносить затруднительно, по крайней мере дважды в день приходится залезать под душ и менять амуницию. В самое пекло облегчение приносит трехразовый душ: утром после сна, в обеденный перерыв в офисе и на сон грядущий. Мэтью предавался размышлениям, принимая свой ритуальный третий душ.