В школе, где он учился, была необыкновенно красивая негритянка по имени Офелия Блэйр. Однажды он уговорил ее пойти с ним в кино, угостил содовой и мороженым, после этого посадил ее в отцовский автомобиль, служивший ему для многих целей, и отвез на пустынную дорогу около футбольного поля. Он полез к ней с поцелуями, дал волю рукам, умоляя разрешить ему «сделать это», потому что он никогда не «делал этого» с негритянкой.
Неважно, что к семнадцати годам он не «делал этого» и с белой девушкой. С его точки зрения, этот аргумент был более чем убедительным — он белый, она чернокожая, их ожидает восхитительное удовольствие, стоит ей только уступить ему и раздвинуть свои прелестные ножки. Он ощущал себя чуть ли не современным Стенли — исследователем Африки. Ему даже и в голову не пришло, насколько он ее тогда унизил, возжелав ее только из-за цвета кожи, отринув ее неповторимую индивидуальность, забыв, что она Офелия, а не просто безликая чернокожая девушка, объект его вожделения. Он так и не потрудился узнать ее поближе, предложив ей роль анонимной фигуры. Он так ничего и не понял, когда она одернула юбку, надела бюстгальтер и, накинув блузку, мягко попросила отвезти ее домой. После этого он не раз пытался назначить ей свидание, но она неизменно вежливо отказывалась.
Чикаго.
Как давно это было.
Сегодня вечером он не стал повторять прежних ошибок.
Он разглядел в Май Чим ее индивидуальность.
Поняла ли это она?
— Как только разделаюсь с делами, Фиона, — произнес Уоррен.
Фиона.
Черная? Белая? Вьетнамка?
Негритянка Офелия Блэйр была настоящей красавицей. Он попытался представить, какой она стала, наверняка необыкновенно красивой женщиной. Он решил, что она живет в шикарном доме на Лейк-Шор-Драйв. Блистает на приемах: мужчины во фраках, дамы в длинных вечерних платьях. Офелия Блэйр. Девчонка, которую он некогда жестоко обидел.
Он повернулся спиной к кухонному столу, у которого Уоррен все еще говорил по телефону, и начал смешивать себе мартини. А если он сегодня поступил не менее глупо, обидев Май Чим по диаметрально противоположным причинам?
Возможно, он совершил ужасную ошибку? Он избежал одной ошибки, тут же совершив другую. Он бросил в стакан оливку. И еще одну.
— Уоррен, — позвал он. — Ты там заканчиваешь?
— Сейчас, один момент, — бросил ему Уоррен и, попрощавшись с Фионой, повесил трубку.
— Мне нужно позвонить, — бросил Мэтью и, захватив стакан с мартини, направился в кабинет к параллельному телефону. Он глотнул мартини, подсел к телефону и набрал номер Май Чим. Она взяла трубку после четвертого гудка.
— Алло? — отозвалась она.
— Май Чим?
— Да?
— Это Мэтью.
— А, привет, Мэтью!
— У тебя все в порядке?
— Да, — ответила она, — но я пьяна.
— Разве что чуть-чуть.
— Как это?
— Чуть-чуть пьяна.
Оба рассмеялись.
Смех на другом конце провода резко оборвался, и наступила тишина.
— Спасибо, что не обидел меня, — тихо произнесла она.
Он не был уверен, что она отдает себе отчет в том, что говорит. Что английское слово «обидеть» имеет для них одинаковое значение. Ему-то как раз показалось, что он ее обидел. Глупо и незаслуженно.
А когда нет общего языка, возникают подозрения. И ошибки. Много ошибок. С обеих сторон.
— Мэтью, кто-нибудь заплатил по счету? — тревожно спросила она.
— Да, — ответил он. — Ты и заплатила.
— Слава Богу, а то я никак не могла вспомнить. Я уже ругала себя, что позволила гостю расплатиться.
В ее устах поминание Бога звучит совершенно обворожительно.
— Я слишком много выпила, — сказала она. — Обычно я себе такого не позволяю.
— Пожалуйста, не думай об этом, — попросил он.
— Мне страшно, — помедлив, произнесла она.
Он молчал.
— Знаешь, я решила… что если я немножечко выпью, то не буду так бояться… солдат, — сказала она.
Она произнесла это слово четко и внятно. Потом добавила:
— Мужчин.
Какое-то время они молчали.
— Мы попробуем еще раз, — осторожно произнес он.
— Да, как-нибудь… — нерешительно согласилась она.
— Вот мы узнаем друг друга поближе… — начал он.
— Неужели мы когда-нибудь действительно будем лучше знать друг друга? — перебила его она.
— Надеюсь. — Он говорил искренне. — Я не хочу, чтобы это было просто…
— Да, просто белый и азиатка, — сказала она.
Он подумал, что на самом деле они знают друг друга куда лучше, чем можно предположить.
— Я тебе скоро позвоню, — пообещал он.
— Ты обещал зайти за сорочкой, — напомнила она.
— Отсрочкой, — улыбнулся он.
— Вот именно, отсрочкой, — поправилась она.
Он пожелал ей спокойной ночи.
— Мне до сих пор снятся вертолеты, — грустно сказала она.
Послышался щелчок.
Он взял свой стакан с мартини и вышел на кухню. Уоррен стоял у стола. В правой руке он держал стакан с виски.
— Алфавит решил выучить? — спросил Уоррен.
— Что? — не понял Мэтью.
Уоррен показал на листок бумаги, прикрепленный на стене возле телефона: a ă â b c d đ e ê g h i k l m n o ô ơ p q r s t u ư v x y.
— А, — протянул Мэтью. — Это вьетнамский алфавит.
— Там многих букв не хватает, ты обратил внимание?
— Нет, не обратил.
— Этим я, детектив, и отличаюсь от тебя. Здесь нет букв «F», «J» и «W» и «Z» тоже, кстати, нет. Зато три буквы «А», по две «D» и «Е», три «О», две «U». А как называются эти смешные закорючки?
— Диакритические знаки.
— Наука — дело серьезное? — улыбнулся Уоррен и предложил выпить. — Рискнем, Мэтью. — Он опустошил стакан. — Ах, — выдохнул он. — Вкусно. Это не Уивер звонил на лодочную станцию.
— Будем здоровы! — ворчливо произнес Мэтью и поднял свой стакан. Он выпил одним глотком и безо всякой связи с предыдущим спросил:
— Кто это Фиона?
— Фиона Джилл, — ответил Уоррен. — Дама, которая работает в Налоговой комиссии. Это она сказала, что номер, который запомнил Тринх, не существует в природе.
— Она черная? Белая?
— Черная. А почему ты спрашиваешь?
— Просто так.
— Ты встречаешься с черной женщиной?
— Нет, нет.
— А то я было подумал.
— Нет.
Попал почти в точку, подумал Мэтью.
Среди героинь американских фильмов встречаются азиатские женщины. Белому герою разрешалось иметь серьезные любовные отношения с азиаткой, только не с чернокожей. Американские продюсеры храбро нарушали табу. Герою дозволялось целовать азиатку, но целая история, если вдруг по ходу сценария приходилось целовать негритянку. Ну, а если по ходу фильма чернокожий герой целовался с белой женщиной, — это было из области фантастики. Мэтью попробовал представить себе вкус губ Май Чим. Может быть, стоит уговорить какого-нибудь смельчака из голливудских продюсеров запечатлеть на пленке их первый поцелуй? Разумеется, в самом благочестивом ракурсе.
— Что тебя так развеселило? — спросил Уоррен. Видимо, Мэтью и сам не заметил, как расплылся в улыбке.
— Я подустал, — ответил Мэтью. — Что еще тебе рассказал Стаббс?
— Он сказал, что звонивший ему в ночь убийства произносил слова, как кто-то из знаменитостей.
— Из знаменитостей?
— Вот именно. Особенно слово «беспокоиться».
— А как знаменитые люди произносят слово «беспокоиться»?
— Тут ты меня поймал, — задумался Уоррен и тяжело вздохнул. — Ну, мне пора, Фиона ждет меня. — Он помедлил, потом сказал: — Ты точно не хотел со мной поговорить?
— Нет, спасибо большое.
— Если передумаешь, вот тебе номер телефона, — сказал Уоррен и написал в блокноте цифры. Он осушил свой стакан, они обменялись рукопожатиями, и Уоррен вышел. Мэтью услышал, как он заводит свой «бьюик». Через какое-то время шум двигателя затих. Из внешних звуков остался только шум работающего кондиционера. Он подошел к столу, присел на табурет и присмотрелся к номеру, который оставил Уоррен: