— Ну, теперь расскажи мне свой план игры, — сказал Хауэлл и замахнулся ракеткой, целясь Мэтью в голову.
Никакого плана, естественно, у Мэтью не было.
Хауэлл точно наметил цель. Он не пытался отбить мяч, не старался принять его в центр ракетки. Он бил ребром ракетки в голову Мэтью. Ракетка в руках Хауэлла превратилась в орудие нападения. Несмотря на свою кажущуюся легкость, алюминиевая ракетка была довольно массивной, и удар оказался настолько убедительным, что от стены отлетел кусок штукатурки. Мэтью сделал единственно возможное в данной ситуации движение: он уклонился в сторону и вжал голову в плечи. Мощный удар пришелся на стену. Хауэлл отступил назад, выбирая позицию для следующего удара.
— Догадайся, какой рукой я буду бить? — оскалившись в улыбке, спросил он и перекинул ракетку в другую руку. Он пританцовывал босыми ногами, настраиваясь на матч Большого кубка.
Мэтью стремился к тому, чтобы ему проломили череп.
«Если противник вооружен, а ты нет…»
Голос Блума. Спортивный зал, прошлый вторник. Он делился с Мэтью секретами своего мастерства, учил планировать игру.
«Не пытайся его разоружить… Ты отдашь концы, прежде чем догадаешься, как это сделать».
Хауэлл, двигаясь толчками, наступал на противника. Он мгновенно перекидывал ракетку из рук в руки. С какой стороны он нанесет удар? Справа, слева?
«Забудь про его оружие».
Хауэлл принял стойку.
В следующий миг он размозжит Мэтью голову.
Он взметнул ракетку для удара. Это был его коронный удар наотмашь с левой руки. Мэтью знал силу этого удара по корту. Череп был бы снесен. Глаза Хауэлла блестят дьявольским огнем, рот сжат в узкую полоску, рука напряжена как пружина и поднята до уровня груди, еще мгновение — и ребро ракетки со свистом опустится…
Мэтью ударил его, когда рука с ракеткой была занесена назад.
Он плечом навалился на Хауэлла, когда основная тяжесть тела приходилась на отставленную ногу. Не ожидавший такой прыти от Мэтью, Хауэлл на секунду замешкался, он тщетно пытался сохранить равновесие, но занесенная в ударе рука и чуть откинутое туловище тянули назад. Он безуспешно порывался преодолеть притяжение, но под тяжестью налегающего Мэтью рухнул на пол. Упал на правый бок и хотел перекатиться, но Мэтью, не раздумывая, ткнул его ногой в пах. Даже не ударил, а немного вдавил каблуком яйца в ковер, как учил его Блум…
Обессиленный борьбой, Мэтью направился к телефону.
Хауэлл с диким ревом катался по полу.
Около половины третьего ночи он подъехал к ферме на Тимукуэн-Пойнт-роуд. Окна дома смотрели темными глазницами. Света не было ни в самом доме, ни во флигеле для гостей, обжитом Нэдом Уивером. Мэтью надавил на кнопку звонка и не отрывал пальца. В противоположном крыле дома зажегся свет. Это была спальня. Он продолжал жать на звонок.
— Кто там?
Голос Джессики. Прямо за дверью.
— Мэтью Хоуп.
— Кто?
— Откройте, пожалуйста.
— Что вам надо?
В голосе недоверие. Два часа ночи.
— Миссис Лидз, отройте, пожалуйста.
Молчание.
— Одну минутку.
Он ждал. Минут через пять она открыла дверь. Ей, видимо, пришлось возвратиться в спальню, чтобы накинуть халат поверх ночной рубашки. Зеленый нейлон поверх белого. Она стояла босиком. Хауэлл тоже встретил его разутым.
— Вы представляете, который теперь час? — спросила она.
— Вполне, — ответил Мэтью. — Разрешите войти?
— А что случилось?
— Полиция только что арестовала Кристофера Хауэлла, он обвиняется в пяти убийствах. Я хочу задать вам несколько вопросов, миссис Лидз.
— Что за вопросы? — спросила она.
— Мы с вами оба хотим, чтобы вашего мужа оправдали, — сказал он. — Я хотел бы быть уверенным, что Хауэлл не сможет свалить все на Стивена.
Он лукавил.
— Хауэлл? — удивилась она. — Вы имеете в виду Кита? Тренера по теннису в клубе?
Она тоже лгала.
— Так вы позволите мне войти? — настаивал он.
— Да, конечно. Извините. Я… я спала… вы так настойчиво звонили… Мне не хочется показаться невежливой. Так вы говорите — Кит? А какое он имеет отношение к этому делу?
Они прошли в гостиную, она включила свет и пригласила его сесть в кожаное кресло. Сама пристроилась напротив на кожаном диване и облокотилась на зеленую подушку. Зеленые глаза, зеленый халат, зеленая подушка. Любимый цвет этой дамы.
— Я только что из полицейского участка, — начал он. — Они пытаются разыскать Ская Баннистера, чтобы провести официальный допрос. Он уехал на выходные в Санибэл, и никто не знает точно куда.
— Скай…?
— Баннистер. Прокурор. Им еще нужно многое выяснить.
— Я все-таки не понимаю…
— Хауэлл признался во всех убийствах.
— Кит?
— Да.
— Поразительно.
— Не правда ли?
— Такой скромный, безобидный парень.
В комнате повисло молчание. Тихо было во всем доме. Она уютно расположилась посередине дивана, сложив руки на коленях. Он внимательно наблюдал за ней.
— И вы считаете, что он может попытаться свалить вину на Стивена? — спросила она.
— Да.
— Ложь. Каким образом?
— Он может заявить, что сделал это по заказу Стивена.
— Он так сказал?
— Нет пока.
— Ну… а что он сказал?
— Я же уже говорил, он признался в убийстве троих мужчин, которые вас изнасиловали…
— Да, я поняла.
— …и старика, который запомнил номер машины…
— Одного из свидетелей?
— Да. А также следователя прокуратуры, который догадался, что за номер видел вьетнамец. Кит уже сделал на этот счет официальное признание.
— Понятно. Извините, но я не понимаю… о каком следователе идет речь?
— Вы читали утренний выпуск?
— Нет, к сожалению.
— Следователь прокуратуры. Его звали Фрэнк Баннион.
— И он знал… Что он знал?
— Он вычислил настоящий номер машины.
— Ясно.
— И ниточка потянулась к Хауэллу.
— Ясно.
— Я шел по пути Банниона.
— Ясно, — повторила она и, поколебавшись, добавила: — Он?..
Она подбирала слова, затрудняясь задать вопрос.
— Кит признался во всех убийствах?
— Да, — ответил Мэтью.
— Но почему? — спросила она.
— Ради вас, — промолвил он.
— Ради меня? — Показалось, это ее даже позабавило. — Ради меня? Да мы почти незнакомы.
— Миссис Лидз…
— Нелепость какая-то, — раздраженно бросила она. — Ради меня? Он что, спятил?
— Миссис Лидз, кроме…
— Это он заявил, что действовал ради меня?
— …работников прокуратуры, причастных к этому делу…
— Просто невозможно поверить…
— …только два человека знали номер машины.
Она умолкла.
— Тот номер, который увидел Тринх.
Она напряглась и неотрывно смотрела на него.
— Это вы и ваш муж, — произнес Мэтью.
— Нет, — резко бросила она.
— Да, — не уступал Мэтью. — Я назвал номер вашему мужу, а он передал вам.
— Я что-то не помню, чтобы мы говорили с ним об этом номере…
— Разберемся с этим позже, миссис Лидз. Вы знаете этот номер и сказали об этом…
— Я не знала!
— …Хауэллу.
— Вы заблуждаетесь. Я его почти не знаю, только…
— Он во всем признался.
Она подняла на него глаза.
— Он сказал, что узнал номер от вас.
Она не отрывала от него взгляда.
— Он сказал, что Тринха он убил из-за этого.
Внезапно она разрыдалась.
Сегодня вечером она была ненасытной.
До Рождества оставались считанные дни, был четверг, двадцать первое декабря. Они встретились в мотеле и никак не могли оторваться друг от друга. На рождественских праздниках они не увидятся, муж увозит ее в Нью-Йорк двадцать шестого, и вернутся они не раньше второго января. Сегодня она предполагала получить столько, чтобы продержаться все это время. Она действовала, как наркоман, отчаянно затягивающийся последней порцией, остающийся в неведении относительно новой.
Она постаралась одеться соблазнительно. Для него она всегда так одевалась. Черные кружевные трусики-бикини. Черный пояс для чулок. Черные нейлоновые чулки со швом. Никакого бюстгальтера. Кожаные черные туфли на высоком каблуке. Он говорил, что она похожа на проститутку из района Комбат. Он пояснил, что есть такой район в Бостоне. Скопище увеселительных заведений. Она поинтересовалась, спал ли он с проститутками. Только во Вьетнаме, ответил он. Он признался, что во Вьетнаме убил семерых. Это возбуждает ее. Мысль о том, что он убивал людей. Ее муж воевал почти в тех же местах. Но когда Кит описывает, как они отрезали гениталии у трупов, она изнывает от желания.