Во время одного из таких «межведомственных заседаний», когда «троица» обсуждала криминальную обстановку в области, начальник ФСБ Иван Михеев рассказал, как ему удалось избавиться от предателей внутри своей системы. Он счёл, что вычислять их, изобличать, увольнять по отрицательным мотивам или доводить дело до суда — себе дороже. Слишком долгий и хлопотный это путь.
И тогда Иван Сергеевич, как позже счёл Мудров, принял гениальное решение. В ФСБ действовали подразделения, одно из которых которое курировало экономику, а другое занималось борьбой с экстремизмом. Он взял да поменял сотрудников этих подразделений местами. И выяснилось, что люди, которые «занимались» экономикой, не захотели бороться с экстремизмом, они просто уволились по собственному желанию. Те, у кого основные источники доходов были преступными, ушли в бизнес. А порядочные профессионалы остались работать на государственном обеспечении, но стали смотреть на свою работу уже совсем по-другому.
Примерно такой же вариант борьбы с оборотнями в погонах Мудров собирался предложить Горячеву внедрить и в главке. Но, проследив за работой нового зама, обнаружил, что тот начал чистку рядов собственными методами, достаточно эффективными, и не стал ему мешать.
В очередную «банную субботу» Мудров попросил Михеева проверить информацию, которую Рунов сообщил о деятельности преступной группировки. Начальник ФСБ поручил своему новому руководителю отдела по борьбе с экстремизмом изучить ситуацию. И тот вскоре шефу доложил:
— У нас есть оперативная информация, что в области действуют жулики, которые создали группировку и разводят бизнесменов на бабки. Это гопники. И, скорее всего, за ними стоят сотрудники прокуратуры.
Милиция в отношении прокуратуры дело завести не могла, но в отношении контрабандистов — запросто. Так родилось дело под кодовым названием «цеховики», в разработке которого МВД заручилось поддержкой ФСБ. Начальники двух этих структур нашли консенсус и в отношении Вячеслава Рунова, который оказался в анекдотической ситуации. Имелось судебное решение об отстранении его от должности заместителя начальника оперативно-розыскной части. Но в штате он при этом числится и выходить на работу был обязан.
Горячев как-то зашёл к Мудрову и предложил:
— Алексей Павлович, смотрите, что у нас получается. Рунову нельзя занимать свою должность, но в судебном решении не написано, что он не может занимать вышестоящую.
— Согласен. Готовьте приказ. Рунов был замом — назначаем его начальником оперативно-розыскной части.
Дело братьев Гримм
Омск, март 2006 г
Леонтьев потёр ноющий висок, но при этом порадовался тому, что частенько случавшиеся сразу после операции приступы острой головной боли его больше не беспокоят. Перед ним сидела классическая длинноногая блондинка, которая выглядела бы довольно хорошенькой, если бы не покрасневшие от слёз глаза и распухший нос, который она постоянно тёрла несвежим скомканным платком и при этом беспрестанно повторяла:
— Меня уже допрашивали. Я уже говорила, что ничего не знаю…
— В том-то и дело, уважаемая Алина Олеговна! Вы говорили, что ничего не знаете. А теперь расскажите то, что знаете. Списки присяжных, а также карточки персональной информации хранились в вашем рабочем сейфе, доступ к которому, как секретарь суда, имеете только вы. И дубликатом, как показала экспертиза, он не открывался. Как же эти сведения оказались у преступников, которые теперь подкупают и шантажируют людей, собирающихся исполнить свой гражданский долг? Кому вы передали список?
— Никому ничего не передавала, — твердила в ответ юная служительница Фемиды, пять лет назад получившая высшее юридическое образование и диплом с отличием. — Эти списки есть в открытом доступе, они вообще публикуются в прессе.
— Да, публикуются. Тысячи фамилий. Но только двенадцать из них входят в состав присяжных на определённом процессе. А их телефоны и домашние адреса тоже в газетах печатают? Конечно, рано или поздно о человеке можно всё выяснить. Но травля народных заседателей началась в тот же день, когда их утвердили. Вы же прекрасно понимаете, что совершили должностное преступление, — продолжал настаивать на виновности допрашиваемой Владимир.
Он пытался разобраться: покрывает кого-то секретарь суда, или просто сильно запугана. В любом случае, он понимал, что линию поведения она выбрала чёткую: всё отрицать. Владимир предполагал, что, скорее всего, списки она отдала одному из трёх адвокатов, защищающих на процессе преступную троицу. Юристы, безусловно, тоже будут отрицать свою причастность к передаче данных, давить на них бессмысленно. И заставить эту Алину Олеговну признаться, скорее всего, не получится. Разве что найти прямые доказательства её причастности к утечке информации или нащупать тайные струнки этой продажной души, на которые можно надавить, чтобы выжать из неё совсем другую мелодию — признательную и покаянную.