По степи неслись конные. Казалось, степь сама рождала их. Они встали из-за холмов и лощин, охватывая село и отрезая дорогу.
Генерал в страхе обхватил обеими руками голову и даже не заметил, как рванулась машина, как, обгоняя конвойных драгун, понеслась она обратно к селу. Его било о борта и кидало в стороны от этой бешеной гонки. Когда он оправился и овладел собой, Ельмут был далеко позади. Вдоль насыпи вставали взрывы, вдалеке трещали залпы, и где-то глухо стучал пулемет.
Май-Маевский огляделся. Кроме шофера, рядом не было никого. Ни адъютанта, ни ротмистра Шенка, ни конвойных драгун. Генерал опустил голову. Сильная машина мчала его к селу Тройцы, где стояли белые резервы, откуда уже шли на помощь бронепоезда.
ГЛАВА XXII
Дул холодный январский ветер. Бродя, как бездомный пес, он глухо завывал и гудел, ударяясь с разлету о дома. Жалобно стонали телеграфные провода. По-над Доном кружила начавшаяся пурга и кидала к городу редкие горсти снега. Ерики и колдобины затянуло синим звенящим льдом, на котором тускло играл сумеречный свет.
Верстах в трех от города, в низине, на поваленном прошлогодней бурей сухом камыше лежала старая волчица. Она подняла голову, насторожив уши, и долго всматривалась в белевшую снегом и луной степь. Холод и неотвязные, густо падавшие белые мухи беспокоили ее.
Отлежавшись, она неслышно встала, медленно зевнув, потянулась всем телом, лениво сощурила сонные глаза. Потом, шурша слежавшимся камышом, сошла к черневшей вдали железнодорожной насыпи, легко перескочила через скользкие холодные рельсы и, припадая к земле, спустилась вниз.
Степь крепко спала. Волчица оглянулась. От города шел неясный шум. Пахло дымом и кислым запахом жилья. Тоскливая, безмолвная ночь лежала вокруг. И, подняв голову, вытянув к небу узкую морду, уставясь невидящими, холодными глазами на луну, волчица глухо завыла.
Внезапно вой оборвался. Волчица смолкла, настороженно вскочив, сильно потянула воздух и трусливой рысцой побежала через насыпь в камыши. Из снежной мглы, из-за бугров показались конные. Словно призраки, они бесшумно вставали впереди, заполняя степь.
Один из них, придержав коня, не поворачивая головы, сказал:
— Вот и Ростов. Полыхает, будто пожар.
— Да-а. Под боком, — глухо ответил второй и отер запушенное снегом лицо. — А ну, Столетов, скачи до командира. Нехай швыдче идут, пути свободны.
— Слухаю, товарищ Скиба! — И Гришутка, нахлестывая коня, поскакал обратно.
Ветер озверел и, срываясь с холмов, воя, кружил над полями.
В ночь на 9 января конница Буденного с боем ворвалась в Ростов с трех сторон. 4-я кавдивизия с налета захватила предместье города — Нахичевань.
Столица южнорусской контрреволюции жила шумной жизнью. Театры и кино были заполнены публикой. В кафе звенели веселые мотивы оперетт. В биллиардных с треском катались шары, в ночных ресторанах рекой лилось вино.
Взвод кавалерии рысью перешел большой генеральский мост. За мостом на площади горел костер, вокруг которого виднелись закутанные фигуры полузамерзших солдат. Два пулемета и полевое орудие, оставленное без прикрытия, горели в отблесках костра. Взвод подошел к костру и, объехав гревшихся, зашел с тыла, отрезав солдат от дороги. Трое конных спешились и стали молча возиться у орудия.
— Это что, смена, что ли? — вяло спросил сидевший у костра человек, сонно поднимая глаза на конных.
— Она самая! — ответил передовой, соскакивая с коня.
— Вроде как рано, — удивился другой гревшийся солдат. — На армянской церкви еще не били часы.
— Уже пробили! — засмеялся подошедший и властно добавил: — А ну, смирно! Сдавай оружие, вас, чертей, давно пора сменять.
— Это как же? — не поняли гревшиеся.
— А так! Без всякого. Сдавай, а то всех посечем шашками.
Солдаты медленно, равнодушно покидали ружья в кучу, недоуменно оглядывая странных гостей.
— А кто вы? — спросил наконец один с сонным любопытством.
— Красные. Буденновцы!
— А-а! — проговорил солдат. — Чисто работаете, ребята. Так вы, братцы, и офицеров наших заберите. Они вон в том доме ночуют. Нехай проснутся.
И он весьма охотно пошел проводить буденновцев к дому мирно спавших офицеров.
Трамвай быстро катил по Садовой улице. Впереди на путях чернело что-то неясное и большое. Вожатый, неистово звоня, остановил вагон за сажень от темного пятна, оказавшегося тушей павшего коня.