Выбрать главу

Только она зашла за угол, перед ней предстала круглая комната, напоминающая библиотеку. Офелия вышла на втором ярусе помещения с тысячей и одним ящиком с документами, оценивая цокольный этаж под собой. Посредине стоял большой круглый стол с мозаикой по центру, а вокруг рассредоточились все те же шкафы, но с более старыми письменами, краем глаза Офелии даже удалось понять их примерный возраст, ибо бумага была пожелтевшая и сухая, разваливающаяся от одного лишь прикосновения пальцев.

Внезапно ей стало жаль, что она не была способна прочитать хоть один свиток и документ, что отныне история всех предметов будет тайной, видимой лишь другим чтецам. Она угрюмо вздохнула.

В эту же секунду к ее взору припал Торн. Офелия нахмурилась и с внезапным удивлением сопроводила его взглядом до самого стола. Он не знал о ее присутствии, и она не спешила давать о себе знать, разглядывая его снизу вверх. Вмиг все слова извинения встали комом в горле, ладошки погарячели от незнания, что же ей делать и сказать. Способность разговаривать у нее как украли, а ноги буквально приросли к древним доскам, на которых она стояла. Очки меняли цвет от одного к другому, наглядно показывая спектр эмоций, охвативших Офелию. Ей хотелось подойти и начать формальный диалог, хотелось подскочить и сказать все сразу, чтобы они вместе смогли продолжить разгадывать тайну Изнанки, и она не могла определиться с выбором. Вся ее сдержанность исчезла как будто ее и не было вовсе.

От нервов она бесшумно положила руки в карманы и вновь наткнулась на игральные кости. Глаза Офелии расширились, она повернулась к Торну и застыла, принимая решение. Сейчас ее мало волновала конспирология Торна, мысли о заговоре против него: она чувствовала острую необходимость вернуть ему то, что ей никогда не принадлежало.

Офелия все же решилась сдвинуться с места и пошла к лестнице, отмечая ее позолоту и относительную новизну. Только застучали ее каблуки по металлическим ступенькам, как Торн выпрямился во весь рост, чтобы посмотреть на пришедшего.

Вероятно, он рассчитывал на Ренара, поэтому стоило Офелии подойти к столу, как она наткнулась на вечно чопорный взгляд, полный недовольства оттого, что его прервали. В иной раз она бы отшатнулась, но на сей была готова к строгому выражению лица, несмотря на то, что Торн смягчил взгляд после опознания гостьи.

– Не думал, что это вы заявитесь, – сказал он, возвращаясь к делу.

Услышав обыденный тон, Офелия почувствовала облегчение, и плечи ее расслабленно опустились. Она подошла чуть ближе и глянула на документы, что сортировал Торн. Ни один из них не относился ни к съезду, ни к конкурсу, а пару из них он, заметив любопытство Офелии, даже прикрыл другими.

Он что-то скрывал.

Офелия незаметно приподняла одну бровь в немом вопросе, изучая взглядом остальные, видимые ей документы. История Полюса, физика, метафизика, черная материя – Торн искал что-то не по просьбе Фарука или Арчибальда, то было нечто… личное, но он позволял Офелии наблюдать. Значило ли это, что он начал ей доверять?

Она не знала точного ответа, но все равно подошла чуть ближе, стараясь оставаться в поле зрения Торна. Положила локти на стол, что в реалии был ей по уровень талии, и принялась следить за длинными пальцами Торна, методично перекладывавшими бумаги из одной стопки в другую.

– Что вы хотите найти? – спросила Офелия.– Фарук вас уже не за интенданта-инспектора, а за интенданта-инспектора-физика держит?

Торн мельком взглянул на нее с раздражением из-за неподобающей шутки, но все же достал с начала стопки одну из бумаг и протянул ей. Офелия подвинула листок к себе и пробежалась по подчеркнутым пунктам.

– Это не связано с моей работой, но вы уходить без ответа явно не собираетесь, поэтому… – Торн смущенно откашлялся. Фраза была не закончена, но суть дошла до Офелии и нужды договаривать не было.

– Разговор Фарука и Бога… – произнесла она и подперла рукой подбородок, ибо на границах сознания произошли мыслительные процессы, а мозг тут же выдал ответ: – Фарук воочию застал Раскол, слышать этот разговор мог лишь он и, собственно, Бог.

– Именно, – согласился Торн. – Фарук никогда бы не занялся документацией, ему это не нужно.

Офелия подняла взгляд на Торна, окончательно вспомнив события перед бракосочетанием.

– Значит, это сделал кто-то, кто услышал диалог после него, – продолжила она, следя за тем, как Торн все меньше и меньше понимает, к чему она клонит. – Фарук в деталях не расскажет, поэтому никто иной не мог задокументировать диалог, кроме чтецов с Анимы.

Офелии на секунду показалось, будто бы брови Торна поползли вверх, создавая рельеф на лбу, но она не подала виду. Разговор сейчас имел большую значимость, как для нее, так и для него.

– У Книги Фарука сзади имелась металлическая деталь, что и содержала этот диалог. Ее и читали все, кому выпадала такая возможность, – продолжала Офелия. – В том числе и я, – сомневаясь, прошептала она.

– Вы чтица? – поразился Торн, остановив свою деятельность. Офелия ощутила на себе его острый взгляд и замолчала, позволяя ему осмотреть ее с ног до головы, вдоль и поперек, пока математический ум формировал нужный вопрос. – И как давно без способностей?

Офелия со скепсисом посмотрела на руки, что легли поверх листа.

– Два года, – ответила она.

Слов от Торна не последовало, вновь зашелестели бумаги. Из-за молчания и недосказанностей Офелия ощутила неловкость и сильное желание вылезти из тела, будто бы нахождение в нем щекотало кожу изнутри. Извинения никогда не были ее сильной стороной, каждое признание вины давалось сложнее запутанного расследования, так еще и во время извинений тело выставляло ее в самом конфузном свете, какой только существовал.

Офелия пристыженно отвела взгляд от документов к безынтересному краю стола, собираясь с мыслями. Ее голосу нужна мягкость, а не дрожь, словам – лаконичность, движениям – размеренность, но идеальный план разговора прозвучал лишь у нее в голове.

– В интендантстве я сказала весьма неприятные и бестактные вещи, – начала Офелия, прочистив горло. – Мне не стоило оценивать ваш образ жизни столь строго и непреклонно, да и лезть туда в принципе, – вздохнула она, чувствуя предательскую дрожь, которую так старательно избегала. – В общем… я не должна была говорить об этом, но по-другому показать, что я не преследую цели подставить вас, не нашла.

Стало тихо. Бумаги не шелестели. Торн с удивлением уставился на нее. Ему нечасто удавалось слышать в свою сторону искренние признания, да и вообще, он не мог вспомнить ни одного. В голову выстрелила мысль, что все его задачи на нижнем ярусе секретариата можно отложить на несколько минут ради их разговора, он ощущал потребность в том, чтобы услышать из ее уст эти слова, не в силах понять, почему же только Офелия вызывала у него желание отменить все свои планы.

– Я… – неуверенно продолжала она. – За это я прошу у вас прощения.

Офелия заметила, как в глазах Торна произошли небольшие взрывы, будто бы она сказала что-то, что он уже слышал. Торн, безвольно приоткрыв рот, глядел куда-то в сторону и обрабатывал сказанные Офелией слова, пока та тщетно пыталась вспомнить, что же такого шокирующего выдал ее рот.

Ситуацию, и без того чересчур странную, нужно было исправить. Офелия вытянула шею в сторону с намерением поймать взгляд Торна, что у нее получилось. Прежняя, присущая ему мягкость взгляда осталась, но теперь тот наполнился небывалым подозрением. Торн смотрел на Офелию так, как будто бы она была искомым сокровищем, кладом, неотмеченным на карте. Она постаралась не обращать на это внимания, растерянная столь яркой переменой настроения, и сунула руку в карман, нащупывая игральные кости.

Торн и Офелия непрерывно смотрели друг другу в глаза, Офелия замечала, как ей становилось жутко неуютно от пронзительного взгляда, возникало желание вжаться в собственное пальто и не высовываться. Позади Торна стена будто стала ближе, а потолок – ниже. Но виду она старалась не подавать. Хотя что там: красного цвета очки выдали ее с потрохами. Офелия старательно делала вид, что ее это не беспокоило, и достала руку из кармана с двумя игральными костяшками в ладошке. Прочитать их уже не являлось реальным, все воспоминания, связанные с детством Торна, остались лишь в его памяти да в памяти Офелии, от которых на душе кошки скребли.