Офелия съехала вниз по двери на пол, ее руки отказывались слушаться и спицы путались между собой, но ее это не волновало. Она закрыла глаза и позволила двум слезинкам очертить дорожки на лице, все еще чувствуя себя одинокой, как вдруг ее лицо утонуло в темноте. Торн обнял ее двумя руками очень неуверенно, но этого хватило Офелии, чтобы зарыться лицом в мундир и прижаться сильнее, ибо угрозы застать его врасплох больше не имелось. Ощутив разрешение Офелии, Торн наконец сжал ее в руках, как делал это на Вавилоне. Неуклюже он присел рядом с ней для удобства и продолжил слушать ее глухие рыдания, надеясь, что будет в силах помочь их прекратить. Возможно, Торн считал себя не тем, кто мог помочь в ситуации, когда у человека истерика, и он и вправду не был таковым для всех. Однако Офелия в число всех не входила, по правде говоря, Торн был единственным, кто способен успокоить ее в ситуации, когда страх оказывался всепоглощающим.
Минуты шли, и Офелия успокаивалась. Находясь рядом с Торном и ощущая его руку на плечах, прижимающую к себе, она переставала бояться. Страх отступал, ведь пока она с Торном, никто не осмелится прийти и побеспокоить ее. Дыхание Офелии становилось размереннее, плечи опускались, а сама она расслабленно сидела, положив голову на плечо Торну и устало закрыв глаза, при этом не отключаясь.
– Простите за вторжение, – пробормотала Офелия и все же открыла покрасневшие глаза. Руки действительно запутались. – Я не хотела вас беспокоить.
– Вы не беспокоите, – ответил Торн с небывалым умиротворением в голосе. – Что стало причиной вашего испуга?
Она ощутила на себе изучающий взгляд: Торн смотрел на Офелию, не внушая ни грамма вины, словно она не ворвалась без разрешения посреди ночи, а пришла побеседовать во время обеденного перерыва.
Хотя был ли у Торна таковой вообще?
Офелия откинула глупые вопросы, не имеющие сейчас смысла. Причиной ее испуга стало…
– Я пыталась заснуть, – начала она, – но это оказалось бессмысленно, не получалось. Когда я проснулась, то увидела перед собой существо…
– Существо? – переспросил Торн. – Как оно выглядело?
Офелия прочистила горло, все еще побаиваясь вспоминать сущность.
– Ну… у него было дымчатое туловище, без рук и ног, а голова… – По спине Офелии пробежал холодок, и она задрожала. – Его кожа на… лице была сероватая, как у мертвеца, а черты похожи на грим мима. Оно смотрело на меня как на очередную жертву, без эмоций, будто бы на куклу. Как только он понял, что я его увидела, то тут же улетел. После пары минут в темноте я кинулась из комнаты в зеркало и попала сюда.
Торн внимательно слушал рассказ Офелии, не сводя с нее глаз. Одна его рука лежала на колене, второй он крепко прижимал Офелию к себе. Она молча благодарила его за объятия – единственное, что сейчас удерживало от приступа паники.
– Почему именно сюда? – спросил Торн. – Вы думали об интендантстве, когда убегали?
Офелия знала, что долго скрывать секреты прохождения сквозь зеркала будет невозможно. Когда как не сейчас подходящее время признаться?
– Иногда мы проходим бездумно, иначе говоря не представляем конкретного места, куда хотим попасть. Тогда мы попадаем туда, где больше всего хотим оказаться.
Пусть Торн и страдал амнезией, эти слова он запомнил в точности до буквы. Офелия того и хотела. Ей и самой не нравилось скрывать от него то, что он и сам проходящий сквозь зеркала. Не нравилось скрывать свою личность, свое прошлое и настоящее, так что реабилитация, пусть и небольшая в виде правды насчет сегодняшнего визита, служила ей некой индульгенцией. Офелия ведь и вправду хотела оказаться в интендантстве.
Услышав из ее уст своеобразное признание в том, что он ей нужен, рука Торна крепче сжала плечо Офелии. Было ясно, что он обнимал ее инстинктивно, из-за себя и своего характера, а не потому что захотел. В его жизни не было людей, которые нуждались в нем, Торна никто никогда не ждал. И правды ему никогда не говорили. Да что там, если с Торном в принципе не разговаривали, о каких откровениях может идти речь?
О тех, которые он не помнил…
– У вас есть версии, кто мог прийти к вам посреди ночи? – спросил Торн, ослабив хватку.
Его голос вывел Офелию из тумана мыслей, и она чуть отпрянула, дабы иметь возможность смотреть в глаза, но спутавшиеся руки тут же дали о себе знать. Офелия неловко подвинулась и оторвала руки от бортов пальто в узле. Без чужой помощи она их не распутает.
Торн убрал руку со спины Офелии и наклонился к металлическим протезам, разум и безвольная часть памяти тут же послали ему сигнал о том, что подобную конструкцию он видел ранее, точно таким же был его ножной аппарат на Вавилоне, который однажды сломался. Кто-то его сломал.
Но кто?
Торн поймал себя на мысли, что не помнил лица негодяя. Впервые не помнил, это вообще возможно?
– Торн? Вы в порядке?
Дрожащий голос Офелии вернул его в реальность. Перед глазами все еще находился клубок спутанных между собой спиц, а его хозяйка все еще была напугана. К тому же, она замерзла, судя по гусиной коже на шее.
– В полном, – ответил Торн. – Стоит разобраться с этим.
Офелия позволила ему взять протезы в руки и рассмотреть поближе. Торн бережно брался за каждый палец, поднося руки Офелии к лицу. Каждый раз, когда она следила за когтистыми руками, ей хотелось наклониться и поцеловать все десять пальцев, промерзших в холодном кабинете. Пальцы Торна оставались розоватыми, как и во время ее ухода из театра, будто он вернулся минут пять назад, но сквозняк в помещении говорил, что он здесь по меньшей мере несколько часов. Порой Торн в ее глазах становился мозохистом, ведь найти иное объяснение его рвению дать себе и конечностям окоченеть Офелия не могла. И даже его собственное желание не имело власти приказать ее беспокойству исчезнуть.
– Это займет больше времени, – промолвил Торн. – Вам лучше сесть.
Офелия еще не отошла от ужаса, что испытала пятнадцать минут назад, а потому даже подняться на ноги оказалось труднее, чем она думала. Офелия попыталась встать, но из-за ватных ног, пробитых дрожью до костей, она не могла стоять сама. Торн встал вслед за ней и за долю секунды удержал стоя, обхватив рукой. Осторожно, словно она была самым редким и хрупким артефактом на свете, он усадил ее на диван и сам сел рядом, принимаясь распутывать пальцы между собой.
Впервые за долгое время Офелия ощущала себя дорогой для людей, ощущала, как о ней и вправду заботятся. Сколько бы времени она ни провела на Вавилоне рядом с Торном в поисках ответов на вопросы, касаемые не только Бога, мироздания и глобальной природы Духов Семей, а еще и связанные с ее внутренним конфликтом, проблемой их с Торном дипломатического брака и дальнейшей судьбы – сколько бы она ни находилась в обществе Торна на Полюсе и на Вавилоне, лишь сейчас, когда он спицу за спицей вытаскивал одну из другой, Офелия почувствовала себя на своем месте. Значение слова “забота” наконец стало понятно, и ее совсем не волновало, что Торн не помнит, как она занимала одну из важнейших позиций в его жизни. Внутреннее чувство подсказывало ей, что это не изменилось, что она осталась на той же позиции. Или вновь заняла ее.
Торн вытащил последнюю спицу из среднего пальца и движением опытного ювелира вставил ее в указательный, где ей и было место.
– Спасибо вам, – сказала Офелия и сложила руки на груди, усаживаясь удобнее.
– Не стоит благодарности, – ответил Торн, отсаживаясь подальше. – Так вы не знаете, кто мог прийти к вам?
Офелия опустила глаза на босые ноги, стопы которых выглядывали из-под ночной рубашки. Она не просто пришла к Торну в абсолютно не подобающем виде, так еще и в спешке не надела хоть пару тапочек.
Она стала думать над тем, кому вдруг может быть интересен ее сон на Полюсе. Разумеется, этот человек хотел бы ее убить, ведь спасители обычно не смотрят на сон объекта спасения со взглядом психопатичного маньяка. Кто же хотел ее убить?
– Вы помните Тень? – спросила Офелия. – Из-за нее я пришла к вам во время инспекции.