– Почему вы постоянно называете это Изнанкой? – переспросил Торн.
– Официальное название мир Verso, – она зажмурилась и покачала головой. – Не столь важно. Суть в том, что я знаю намного больше, чем вы можете себе представить.
Торн раздраженно повел плечами.
– К примеру?
Офелия скептично подняла брови.
– Только обещайте не пугаться.
– Я не обладаю этой возможностью.
Брови взмылись еще скептичнее.
– Я знаю, что накануне вашего побега из тюрьмы вы встретили Другого в образе Тысячеликого, и Он предлагал вам встать на его сторону, – Офелия скрестила руки на груди и отвела взгляд от Торна, вспоминая тот разговор. – Вы отвергли предложение, и тогда Он стал вспоминать барона Мельхиора… – она вздохнула, поднимая плечи. – Вашу мать… Вы никогда не хотели мирового господства для кого-либо, ни для себя, ни для сущности в виде Другого. Вы готовы обречь мир в хаос, вывести на войну миров, но не позволите склонить себя к Нему. Ведь ваша потребность – быть нужным людям. После рождения Виктории вы перестали быть нужным госпоже Беренильде, тогда вы решили быть нужным миру. Теперь…
– Хорошо, вы доказали, – прервал ее Торн и наконец посмотрел прямо в глаза, честным и в некой мере болестным взглядом. – Вы знаете меня превосходно. У меня вопрос в точности наоборот: откуда я знаю вас?
– Меня? – переспросила Офелия, желая услышать от Торна конкретику в вопросе.
– Именно, – ответил Торн. – Откуда я знаю, что ваш шарф чувствует себя неспокойно, когда хозяину угрожает опасность? Откуда я знаю, что ваши очки меняются в зависимости от настроения? И откуда мне знать, что вчера, когда вы подогнули волосы под платье, я видел вас с короткой стрижкой раньше?
Офелия силилась не разрыдаться прямо на месте, до глубины души тронутая словами Торна. Сейчас он задавал вопросы не только ей, а и себе, но прежде четкий тембр голоса и бесстрастный тон ломались под горой вопросов и фактов, которые он не в силах контролировать. А Офелия уже знала, какую боль ему приносит потеря контроля.
Смысла скрывать больше не было. Торн не отпустит ее просто так, и Офелия лгать не будет.
– Потому что я вам рассказывала об этом раньше, – ответила она. – И на Вавилоне я пребывала с короткой стрижкой.
Торн покачал головой, едва ли кривясь в горькой улыбке. Полученная информация печалила его, ведь вспомнить он так и не мог, а потеря контроля над собственной памятью ударила сильнее всего.
– У меня имелась версия, что вы были одной из курсанток “Дружной Семьи”, но шарф… Я не мог его видеть, форма курсантов не предусматривает подобных аксессуаров, – Торн устало потер лоб. – Довольно недомолвок, – объявил он. – Я хочу знать, почему мы знакомы и кто вы такая.
Офелия облизнула губы, нервно кусая. Кулачки сжались, истеричная улыбка самопроизвольно появилась на лице.
– Мы знакомы по вашей прихоти, – начала Офелия. – Книга Фарука. Вы были одержимы идеей узнать ее историю, раскрыть тайну устройства мироздания. Но мнимых успехов добивались лишь чтецы. Имея память Летописцев, вы посчитали хорошей идеей заиметь и пальцы чтеца, думая, что комбинация двух свойств даст ожидаемый результат. Чтица в восьмом поколении, всегда отказывала женихам на Аниме, от дипломатического брака она уже не отвертится. Этой чтицей была я. По иронии судьбы во время бракосочетания и обмена свойствами произошло то, чего вы не ожидали. Я обладала не только свойством чтения, я – еще и проходящая сквозь зеркала. Вы – не чтец. И никогда не были. Свойство проходить сквозь зеркала, вот что вам передалось во время бракосочетания в тюремной камере, незадолго до встречи с Другим и побега на Вавилон.
– Значит… – тихо начал Торн.
– Да, – ответила Офелия. – В вашем окружении я – ваша жена. И Гектор на той сцене сказал все правильно.
Наконец она это сказала. Признаться честно, об этом следовало сообщить еще в первый день, когда Торн только пришел в себя, все факты были на стороне Офелии. Однако случилось как случилось. Результата не изменить: Торн знает все.
Он молчал, а лицо не выражало эмоций, абсолютно никаких, ведь когда испытываешь все сразу, не проявляется ни одна. Но Офелия помнила, с кем общалась, а потому Торн пришел в себя буквально через полминуты.
– Брак дипломатический, – повторил Торн. – То бишь фикция. Почему вы здесь?
Офелия кивнула.
– В большинстве случаев да, дипломатические браки являются фикцией, но наш случай не из большинства.
Какая прелесть: она снова призналась ему в любви. Реакция Торна вывела ее на самую теплую в мире улыбку: его пустой взгляд наполнился нежностью, хоть и в понимании Торна. Он посмотрел на Офелию с вопросом, не врет ли она. Какова ведь вероятность, что убежденного мизантропа могла полюбить любопытная чтица с радаром на приключения?
Разум Торна не помнил Офелию, но когти помнили. Помнили и подавали сигналы мозгу, что она – не враг и не чужая. Поэтому слова Офелии об искренности чувств задели в нем живое – любовь, что спала вечным сном почти всю его жизнь. Торн нахмурил брови, стараясь совладать с собственными чувствами и не показать обуявшую его бурю, трещинки на маске безразличия, но внутри все переворачивалось.
Да, он ее не помнил. Не помнил, но знал, что все это время странный образ, непонятный персонаж, работавший с ним в центре девиаций и тот, кто помог сбежать из тюрьмы, ради кого он убил барона Мельхиора – им была Офелия. Белое пятно в хронологии событий, которое он не помнил, вот кем была Офелия. И пусть он вспомнить ее не мог, он знал, что никого, кроме нее, на этом месте быть не может.
Да, он ее не помнил, но знал и любил на уровне инстинктов. Поэтому он так рвался ей помогать.
Торн обошел стол и стал возле Офелии, заглядывая в родной карий цвет. Офелия не верила, что это происходит по-настоящему, что он ей поверил! Что теперь она не одна…
Торн рывком прижал к себе Офелию, слыша хриплый вздох. Она уже совсем забыла его манеру резко, без лишних нежностей проявлять внимание, словно затмение средь бела дня. Офелия широко распахнула глаза, растопырила руки в неожиданности столь скорому и порывистому обществу Торна. Пару раз моргнула под кривыми очками: кабинет интендантства погрузился в мыльный туман, и выдохнула в облегчении. Он обнял ее, сам проявил инициативу… Торн никогда бы не стал обнимать незнакомого, отвратительного ему человека.
Заторможенная реакция Офелии вселила в Торна сомнения, а правильно ли он поступил. Быть может, брак не был фикцией лишь с одной стороны? Вдруг она пришла, чтобы аннулировать брак и уйти, но жалость из-за количества свалившейся на него работы заставило ее остаться? Неужели ее держит здесь совесть?
Нахлынувшие сомнения потрясли Торна, и он уже был готов оттолкнуть ее от себя, как вдруг металл пробил спину холодом. Офелия сцепила руки и обняла его в ответ. Он ощутил, как она повернула голову и спрятала лицо, как ее дыхание восстановилось.
Все же не фикция.
Два года… Для Торна они прошли в один миг, сначала он схватил Другого за руку и сбросил вниз, после вспышка – мимолетное видение заледеневших степей, а потом пробуждение в госпитале. И ничего. Никаких странствий, ничего из двух лет своего отсутствия.
Для Торна все прошло в один миг. А для Офелии тянулось вечность. Месяцы бесконечных поисков, одиноких ночей и рассогласованность дальнейших планов, отсутствие координации. Победа над Другим передавала игральные кости от Него к человечеству, а компенсацией Офелии за совершенный в детстве переход были не только пальцы чтицы, ею оказался и штурвал ее дирижабля. Но теперь всё стало на свои места.
– Тогда почему я вас не помню? – спросил Торн, мягко отталкивая от себя Офелию.
– Честно говоря, я об этом думала намного чаще, чем вы можете себе представить, – она обошла Торна и опустилась на диван. – Дело в том, что не помните не только вы: Ренар забыл Гаэль, Гаэль забыла Ренара, а ведь они тоже пропали из мира.
Торн сел рядом, положив локти на колени, и принялся слушать Офелию, не на шутку заинтересованный. Под столь пронзительным взглядом она немного растерялась и заерзала на диване, в том числе и от одубелого холода, но не теряла нить разговора, как бы сейчас ни хотелось забыть о делах, хоть на одну ночь.