заметили, что у меня переменился характер, я стала скрытной, недоверчивой, и у меня не было подруг... И вот на экзаменах, увидев рядом так много незнакомых людей, я даже растерялась... Почему я тебе все это говорю?
— Мне очень интересно, — сказал Артем.
Но она замолчала, глядя на узкое выбитое шоссе. Они ехали мимо колхозных полей и небольших деревушек. На обочинах разлеглись замшелые валуны. Увидев впереди узкую проселочную дорогу, Артем свернул на нее. Остановился в густом кустарнике, подмяв под радиатор ольховый прут, и выключил мотор. В высокой траве желтели ромашки, гудели пчелы, трещали кузнечики.
— Я в Москве часто вспоминала наше озеро... — сказала Таня.
Артему было очень приятно, что она назвала его «нашим озером». Они вышли из машины, и лесная тишина обступила их со всех сторон. Где-то в стороне, невидимый в солнечном свете, тоненько звенел жаворонок. Там, за кустарником, колыхалось пшеничное поле. Артем прижал ее к себе и поцеловал. Губы ее были твердыми и холодными и не сразу оттаяли. Как-то робко и неумело она положила ему руки на плечи и, откинув голову, закрыла глаза.
— Ох, Артем, милый... — шептала она. — Мне очень хорошо сейчас. Ты злишься, когда говорю, что я не твоя... Ну скажи, что я твоя? Чья же еще я? Конечно, твоя... Твоя, а ты мой, да?..
Это было три дня назад. Потом все снова началось, как тогда после земляничного острова: два вечера Артем стоял под ее окном, но Таня не вышла. Когда он приходил, она гасила свет и укладывалась спать — он слышал через открытую форточку шлепанье босых ног, скрип кровати. Он негромко, но настойчиво звал ее — Таня молчала. Артем злился, затаптывал в землю окурки и уходил.
И вот сейчас, неподалеку от ее дома, у сельпо, стоял мотоцикл, а кудрявый Володя с длинными бачками был в гостях у Тани.
3
Артем спустился с крыши. Гаврилыч уже вернулся и постукивал молотком. Он заканчивал перегородку на кухне. Эд, отворив калитку, потрусил в сторону станции, останавливаясь и обнюхивая заборы и камни. Артем не стал заходить в избу, снял в сенях с гвоздя продуктовую сумку и отправился в сельпо. По дороге он подумал: «Может, тоже взять бутылку и присоединиться к ним? Веселая цолучилась бы компания...»
Улица, на которой стоял его дом, была центральной. Тут и поселковый Совет, и клуб, оба магазина, автобусная остановка и на пригорке — зубоврачебный кабинет. Один раз в неделю в этом же кабинете стриг и брил смеховцев приезжий парикмахер. Вечерами, после танцев, по этой улице гуляла молодежь и громко распевала под гитару.
Не доходя до магазина, Артем услышал пронзительные женские голоса. Посередине дороги вцепились друг в друга две женщины. У дома напротив, подперев щеку рукой, на них с удовольствием смотрела дородная Степанида, та самая, которую судили за чужую курицу. На земле у забора сидел голубоглазый симпатичный парень и не спеша сворачивал цигарку. Неподалеку, на дороге, стоял его самосвал.
— Чтоб ты высохла в щепку, чертова потаскуха! — кричала высокая худощавая женщина, таская за волосы другую — маленькую, верткую, чуть помоложе. — Чтоб лопнули твои бесстыжие бельма!
— Что случилось? — спросил Артем.
— Бабы и есть бабы, — философски расценил шофер.
— Чего же это они не поделили?
— Меня, — гордо сообщил он. Артем удивленно уставился на него.
— Которая повыше, Марфа, — женка евоная, — охотно, певучим голосом пояснила Степанида. — А Верушка — полюбовница.
Шофер свернул цигарку и задымил.
— Марфа, ты ей все волосенки выщипаешь, — сказал он. — У ней и так мало.
— Сейчас и до тебя доберусь, кобель проклятый! — тигрицей глянула на него жена.
— Вот уж не рискуй, — добродушно заметил шофер.
— Вместо того чтобы в карьере щебенку возить, он с этой... прости господи, прохлаждается!
— У меня обед, — сообщил шофер, выпуская облако дыма.
— Глаза б мои не видели тебя, постылого...
Говоря это, женщина успевала дергать за волосы соперницу и плевать ей в лицо.
— Любишь ведь меня, зараза, — ухмыльнулся муж. — Тогда б не бегала, не ревновала!
— Я ревную? — Женщина даже выпустила свою жертву, которая, воспользовавшись этим, проворно юркнула в дверь низенькой избушки и захлопнула дверь. И уже оттуда визгливым, плачущим голосом выкрикнула:
— Да я б захотела, он давно бы на мне женился!
— Врет, — сказал шофер. — Выдумщица.
Он поднялся с травы, вытащил из кармана смятую кепку, надел. Потом забрался в кабину. Взревел мотор мощного ЗИЛа. Дверца распахнулась, и шофер позвал:
— Навоевалась? Залезай, до дома подкину... Небось корова не доена?
— Мне с тобой и сидеть-то рядом тошно, — отмахнулась женщина и, показав тощие ляжки, залезла в кузов. И даже повернулась к кабине спиной.
— Это ж самосвал... А если механизм забарахлит? — сказал шофер. — Возьмет да на ходу опрастается, тогда как?
— Ее в кабинку сажай, стерву, — буркнула жена. — А мне и тут хорошо.
Шофер подмигнул Артему:
— Отчаянная моя Марфа! Ни черта, ни бога не боится — все ей нипочем!
Рассмеялся, захлопнул дверцу и тронул самосвал. Подпрыгнув на повороте сразу двумя скатами, грузовик скрылся за углом.
— Ну и дела-а! — протянул ошеломленный Артем.
— Уж который раз эту цирку под моими окнами вытворяют, — сказала Степанида. — Степка-то парень из себя видный, а нашел какую-то замухрышку. Ни рожи, ни кожи. Веретено в сарафане!
— Дурища, у меня фигура не то что у тебя, колоды дубовой! — возмущенно крикнула из-за закрытых дверей Верушка.
Артем вспомнил про свои дела и, все убыстряя шаги, свернул к дому Тани. Мотоцикла не было. А на двери дома красовался увесистый черный замок. Пока он глазел на сцепившихся женщин, Таня и Володя куда-то укатили... Но куда?
Артем кинулся к поселковому Совету.
4
У крыльца поселкового Артем наткнулся на Мыльникова и Носкова. Попыхивая папиросами, они о чем-то мирно толковали.
— Легок на помине, — сказал Кирилл Евграфович. — Мы тут тебя вспоминали...
— Просьба к вам, Артем Иванович, — вступил в разговор и Мыльников. — К Ноябрьским праздникам задумали мы в заводской Аллее передовиков портреты
вывесить... Не возьметесь за это дело? Мы, конечно, заплатим...
— Я ведь у вас в долгу, — сказал Артем. — Спасибо за доски и цемент...
Он успокоился: раз Кирилл Евграфович здесь, значит, Володя и Таня не в поселковом. При обряде бракосочетания присутствие председателя обязательно. На всякий случай спросил:
— Не предвидится у вас сегодня никаких гражданских актов?
— Не слыхать, — сказал Носков. — А что, поприсутствовать желаешь?
— Только в качестве свидетеля, — улыбнулся Артем.
— У вас будет наверху большое окно? — спросил Алексей Иванович, кивнув на дом.
— Мастерская...
— Мда-а, а где же вы достанете стекло?
— Вероятнее всего, в Ленинграде. Только вот как его доставить сюда?
— Есть у вас складной метр или рулетка?
— Я и так знаю, — сказал Артем. — Метр восемьдесят на два.
Мыльников достал четырехцветную шариковую ручку и записал в блокнот.
— Во вторник вам привезут стекло... Вообще-то Осинский скупердяй известный, но мне не откажет.
— Алексей Иванович, я поклялся, что больше никогда оформительскими работами заниматься не буду, но, так и быть, нарушу свою клятву... — сказал Артем.