— Тс-с!— Машенька, оглянувшись на свои окна, потащила Артема за рукав к поселковому. Там, за поленницей дров, остановилась и, поглядев на него круглыми блестящими глазами, покачала головой:
— Ой, что теперь будет! Что теперь будет!
— Что же будет?
— Ой, какое у вас лицо, дядя Артем! Несчастное какое... А кто это к вам приехал? Важные такие, нарядные... У той высокой тетечки с конским хвостом на голове, с ума сойти, какая красивая кофточка.
— Чтобы об этом спросить, ты меня притащила сюда?
— Ой, что вы, дядя Артем! У меня есть большие новости... А эти тетеньки артистки? Они поют?
— Сама ты артистка. Я пойду, «тетеньки» лук ждут.
— Идите. Я хотела вам сказать... Татьяна Васильевна... — девчонка сделала паузу, наблюдая, как будет реагировать Артем. — Ну, если вам неинтересно.
— Где ты ее видела? — сразу оживился Артем.
— Обещали мне портрет нарисовать, а сами...
— Нарисую, нарисую. Где Таня... Татьяна Васильевна?
— Уехала, — сказала Машенька. — Села на автобус с вещичками и уехала. Ой, что теперь будет! Придут ребята в школу, а учительницы нет... Лучше бы наша химичка уехала... Позавчера пять двоек поставила.
— Погоди ты со своей химичкой! Когда уехала?
— С утренним автобусом, я еще помогала ей сумку нести... Идем по дороге, а она все на ваш дом оглядывается...
— Ну а дальше?
— Села в автобус, я ей вещи подала. Спрашиваю: далеко собрались, Татьяна Васильевна? А она молчит, будто не слышит. И все на ваш дом смотрит, а вас никого не видать.
— Так ничего и не сказала?
— Очень расстроенная была, а в глазах ни слезинки... Чего же она сказала? «Прощай, Машенька». И еще письмо дала... Я ей долго рукой махала, пока автобус...
— Где оно? — перебил Артем.
— Так письмо не вам, дядя Артем.
— Покажи!
— Так оно у меня дома. В географии лежит.
— Неси же скорее, черт бы тебя... — увидев озадаченные девчоночьи глаза, спохватился. — Извини, Машенька, вырвалось... Я лишь на конверт взгляну.
Машенька, обиженно надув губы, подумала, потом повернулась и пошла к дому.
— Вам она потом по почте пришлет, — обернувшись, сказала она.
— Неси, неси, — торопил Артем.
Ему казалось, что она слишком медленно идет. Выхватив из ее рук голубой конверт, Артем надорвал его.
— Ох, дядя Артем! — укоризненно сказала Машенька. — Чужие письма ведь читать стыдно!
Это было заявление на имя директора восьмилетней школы. Таня сообщала о своем внезапном уходе и просила уволить ее с работы. Куда она уходит, об этом в письме не было ни слова. О причине тоже. Артем сунул Машеньке конверт и, пробормотав: «Это не письмо, а заявление...», бросился к своей калитке. Связка лука упала на землю, он даже не заметил.
— Лук уронили! — крикнула Машенька, но он не оглянулся.
Девочка подняла связку и степенно пошла вслед за ним. Когда она отворила калитку, Артем уже сидел за рулем и подавал машину назад. На крыльце стояли Алексей, Ира и Нина и с недоумением смотрели на него.
— Куда же ты, Артем? — расстроилась Ира. — Сейчас обедать будем.
— Обедайте без меня... — отмахнулся он. Выскочив из машины, отворил ворота и выехал на дорогу. «Москвич» фыркнул и рванулся вперед.
— Как же обед? — растерянно спросила Ира.
— Не расстраивайся, дорогая, — сказала Нина. — Поверь, ему сейчас не до обеда...
— Вот ваш лук. — Машенька поднялась на крыльцо и протянула тяжелую связку.
— Дядя Артем поехал в Бологое, — затараторила она, с любопытством разглядывая незнакомцев. — За Татьяной Васильевной, нашей учительницей... Она утром уехала на автобусе, я ей еще сумку помогала нести...
— Тебя как звать? — спросила Нина.
— Машенька.
— Мы приглашаем тебя пообедать с нами, Машенька.
— Ой, спасибо, я уже пообедала... Я просто так посижу!
5
Артем стоял на обочине шоссе и смотрел на проносящиеся мимо машины. Снова ночью выпал снег и снова утром растаял. Сохранился лишь на дне оврагов и канав. На откосах кое-где вяло зеленела жухлая поникшая трава — последний привет лета. Холодный северный ветер с сухим шорохом возил по асфальту истрепанные листья, раскачивал телефонные провода, завывал в голых ветвях ольшаника.
Артем ждал попутную машину. Он бы и пешком дошел — подумаешь, три версты с гаком, — но у его ног, завернутая в мешковину и перевязанная шпагатом, лежала тяжелая рессора. Три дня назад сломал ее Артем, пустившись в погоню за Татьяной Васильевной на своем «Москвиче» по смеховскому бездорожью.
Не доезжая речки Березайки, машина вздрогнула от тяжелого удара, затем тяжко охнула и присела.
Артем свернул с проселка на лесную просеку, бросил в кустарнике покалеченный «Москвич» и, остановив мотоциклиста, — на его счастье, тот ехал в Бологое, — продолжил свой путь.
И все-таки он опоздал: Тани на станции не было. Уехала в неизвестном направлении.
В Смехово Артем вернулся лишь к вечеру. Алексей и его пассажирки, так и не дождавшись его, уехали в Ленинград. В доме все прибрано, подметено, посуда вымыта, а на столе приготовлен для Артема давно остывший обед. Ничего не скажешь, хозяйственная эта девушка Ира!..
На следующее утро Артем пригнал домой «Москвич», снял рессору и отвез ее на автобусе в Вышний Волочек, где была станция технического обслуживания. Там проторчал до вечера, пока не отремонтировали рессору. На автобусе доехал до повертки, а теперь вот нужно ждать оказии. Автобусы до утра не пойдут в Смехово.
Со стороны Ленинграда стал притормаживать ЗИЛ-130. В кузова большие зеленые контейнеры. У висячего моста грузовик остановился. Из кабины выбралась на обочину дородная женщина в длинном в обтяжку пальто. Шофер подал мешок. Женщина поклонилась шоферу и, оглянувшись— нет ли близко машин, — перешла шоссе. ЗИЛ взревел и, набирая скорость, покатил под уклон в сторону Москвы. Женщина бросила взгляд на молчаливого Артема и остановилась неподалеку. Видно, тоже в Смехово.
Быстро сгущались осенние сумерки. Низкие темно-дымчатые облака проносились над головой. Ветер порывами налетал на ольшаник, заставляя голые сучья стучать друг о дружку. На шоссе ярко вспыхнули и погасли автомобильные фары. Две большие молчаливые птицы, спланировав сверху, нырнули под нависший над путями железнодорожный мост.
Женщина неподвижно стояла в стороне, повернувшись к Артему боком. Из-под шерстяного платка выглядывала черная прядь волос. Что-то в ее грузной фигуре было знакомое. Внимательно присмотревшись, Артем узнал Степаниду Петрову. Он хотел было поздороваться, но Степанида не смотрела в его сторону.
Вдруг мешок у ее ног зашевелился и закряхтел.
«Может, и мне порося завести? — подумал Артем. — В подполе на железных крюках будут висеть копченые окорока. В яме картошка, морковь, свекла. В деревянных кадках — квашеная капуста, огурцы, соленые грибы. И вьюжными зимними вечерами буду спускаться в подпол с керосиновой лампой и накладывать в глубокую тарелку скользкие, остро пахнущие приправой рыжики и волнушки...»
Он так живо представил на белой тарелке холодные рыжики, что даже слюну сглотнул. До порося, может быть, дело и не дойдет, а вот грибов на будущий год уж точно кадку насолит.
Когда платок на голове Степаниды стал сливаться с черными волосами, а вдалеке заиграли всполохи света — водители включили дальний свет, — с шоссе в Смехово свернул «Москвич-408». Артем поднял руку. Машина прошла немного вперед и остановилась.
— Подкинете до Смехова? — попросил Артем. — У меня тут рессора...
Из машины вылез плотный парень в коричневой кожанке на «молниях». Потянулся, несколько раз присел. Артем улыбнулся: знакомое движение! Видно, издалека, устал за рулем. Взглянув на Артема, парень тоже улыбнулся:
— Что-то в Смехове раньше не встречал я бородатых...
— Вот встретили.
Тут подскочила Степанида с мешком и затараторила:
— Довезешь, родимый? Гляди-ко — уж темень, а дома мужик, поди, все глаза проглядел, дожидаючись... День-то нынче короче овечьего хвоста. Пока туды-сюды, ан уж и ночь.