— Люди-то не будут смеяться, Иваныч?
— Это с какой же стати? — удивился Артем.
— Жизня человеческая, она, как ручеек весенний, течет, пробивает себе дорогу, — задумчиво сказал Гаврилыч. — Посильнее ручей-то — он прямо норовит бежать, камни сворачивает на своей дороге, а хилый — обходит кажинный камушек, все норовит сторонкой да где полегче... Кто же его знает, как она, моя жизня, могла бы повернуться, ежели бы не война? Может, сейчас не топором бы махал...
— Сам рассказывал, как на фронте немцы тебя за генерала приняли... — напомнил Артем.
Эд — ему надоело стоять у двери — негромко гавкнул, поторапливая хозяина.
— Пущай поглядят на меня, какой я есть на самом деле, — сказал Гаврилыч. — И Носкову покажи, и Юрке-милиционеру... Хорошо б и в Бологое отвезти — показать бы следовало Митричу... А то Васька да Васька, а вон он какой орел — Василий Гаврилыч Иванов!
Плотник хлюпнул носом, а может быть, Артему показалось, и, пропустив вперед собаку, ушел.
4
В первый раз после болезни Артем снова встал на лыжи. Был ясный зимний день. Мороз без всякой злости, скорее добродушно, пощипывал нос, щеки. Когда сквозь высокие разреженные облака прорывалось низкое солнце, снег так ослепительно сверкал, что смотреть на него было больно. Как и в прошлый раз, Артем пошел вдоль железнодорожных путей к Березайке. Блестящие рельсы ощетинились инеем. Метель до самых маковок занесла маленькие елки, зато начисто сдула снег с больших деревьев. А вот и Горбатый карьер. И снова он, ставя лыжи крест-накрест, поднимается на крутую гору. Когда он с верхотуры взглянул на глубокую накатанную лыжню, зажатую между зелеными стенами леса и убегавшую далеко вниз, под шапкой, как раз в том месте, где шрам, вдруг стало холодно.
Трое мальчишек почти одновременно поднялись на гору. Старший из них, подождав немного, потеснил Артема с лыжни.
— Пустите-ка, дяденька, — сказал он, звучно прихлопывая лыжами. Потом, проверив, как они скользят, нахмурился и, пригнувшись, понесся вниз. Вот его вдвое уменьшившаяся фигурка вымахнула на ровное место, он притормозил и ловко развернулся на самой опушке.
Артем поймал себя на том, что ему хочется подольше потоптаться на месте, поглазеть по сторонам...
Оттолкнулся палками и уже внизу, выскакивая на просеку перед стеной леса, он стал счастливо смеяться и что-то орать глазевшим на него мальчишкам. А когда, лихо сделав разворот, остановился, все еще ощущая свист холодного ветра в ушах, громко похвалил себя:
— Молодец, Артем Иванович!
5
Уже февраль, а от Тани нет и нет письма. Почему-то Артем был уверен, что к Новому году или она сама приедет в Смехово, или хотя бы поздравительную открытку пришлет. Когда Алексей прислал телеграмму, чтобы он немедленно приезжал на праздник в Ленинград, Артем заколебался, но все-таки не поехал, в надежде, что Таня даст знать о себе.
Когда-то он мечтал встретить Новый год в настоящем еловом лесу, где громоздятся сугробы, над головой мерцают звезды, белесый Млечный Путь и луна в радужных кругах... Прямо под настоящей елкой накрыть стол и, дождавшись двенадцати часов, выстрелить в небо пробками от шампанского... Много раз собирался он с приятелями вот так отпраздновать, но всегда эта хорошая идея в самый последний момент почему-то лопалась. И вот теперь есть бор, и шампанское, и даже стол можно в два счета сколотить. А в гости пригласить зайцев, лисиц, медведей...
Тридцать первого декабря приехал на «газике» Алексей Иванович Мыльников и увез к себе, заявив, что вся его семья и друзья не велели возвращаться без Артема.
Праздник прошел великолепно, а утром первого января они уехали на тихое, занесенное снегом озеро. К обеду уже была готова окуневая уха, сваренная прямо на льду. Алексей Иванович оказался на диво гостеприимным хозяином. Там, на зимней рыбалке, он и сообщил Артему ошеломляющую новость: с весны приступает к капитальному ремонту дороги. Осинский дает бульдозер, скрепер и построит бетонный мост через Березайку. Обо всем этом они договорились в райисполкоме. Артем торжественно заявил, что это не только для него, но и для всех смеховцев самый лучший новогодний подарок. И на
радостях прибавил, что уже давно мечтал написать маслом портрет Алексея Ивановича. На это Мыльников юмористически заметил, что он вполне удовлетворился карикатурой в районной газете...
В это февральское утро Артем встал, когда еще было темно. На столбе, освещая белые изоляторы, горела электрическая лампочка. Значит, еще нет восьми. Ровно в восемь приходит Леха-электрик и выключает уличное освещение. Сквозь замерзшие окна просачивался тусклый рассвет.
Позавтракав и затопив печку, Артем вышел на улицу. В черном дедовском полушубке и высоких серых валенках, он сейчас ничем не отличался от смеховцев. У поселкового еще с вечера были свалены длинные неотесанные бревна. Носков, Леха-электрик, сосед Кошкин и Леха-телеграфист дружно взваливали на плечи бревно. Получилось так, что крепыш Леха-электрик взвалил на себя комель, а Леха-телеграфист — вершину. Председатель и Кошкин оказались в середине. Оба Лехи-коротышки были примерно одного роста. Кошкин гораздо выше, а Кирилл Евграфович просто великан рядом с ними. Когда они вчетвером понесли бревно к сараю, Артем не смог удержаться от смеха: бедный Носков вынужден был присесть и, раскорячив и так кривые ноги, выделывать такие замысловатые па, будто танцор из ансамбля песни и пляски.
Сбросив по команде Лехи-электрика бревно на две положенные на снег жердины, они пошли за следующим. Тут Кирилл Евграфович увидел ухмыляющегося Артема,
— Чего зубы скалишь? Лучше бы подсобил. Нынче в поселке субботник.
— В таком разе мы свое для обчества отработали... — Оба Лехи стряхнули с плеч древесную труху и степенно направились в сторону сельпо.
— Вот- ведь избаловался народ, — сказал Носков. — Пальцем не пошевелят бесплатно!
Он подышал на скрюченные пальцы и достал папиросы. В длинной кавалерийской шинели, с обветренным худым лицом и усталыми глазами, он напоминал буденновца времен гражданской войны. Если бы вместо серой солдатской ушанки ему на голову остроконечный шлем с красной звездой, на шею башлык да сбоку длинную саблю — буденновец и буденновец. Глядя на него, Артем подумал, что нелегкая это работа быть председателем поселкового Совета. Прав не так уж много, а обязанностей и спросу хоть отбавляй. Редкий день не выскажет кто-нибудь своих претензий председателю: или дотошный пенсионер, которого обвесили в магазине, или работник спиртзавода, утверждающий, что его незаконно уволили, или недовольный, что вовремя не представили сводку, работник райисполкома. И каждому нужно дать ответ, объяснить, оправдаться. Ругают Кирилла Евграфовича по любому поводу, а как выборы, так снова выбирают своим председателем. Даже Артему сейчас уже невозможно представить себе поселок без Носкова. Встает он утром, а уж в окно видит длинную фигуру Кирилла Евграфовича, толкующего о чем-то с односельчанами. И вечером мерцает его папироса у крыльца, на ступеньках которого сидят люди. Не любит он в конторе торчать, за что частенько достается от районного начальства. Как срочный вызов, так бежит кассир Настенька по поселку разыскивать председателя.
Да разве мало дел у председателя? Все заботы поселка — его заботы. Осенью сгорел дом у.Нади-сироты. Так и не выяснили отчего. Может, проводка загорелась, или искра из трубы попала в сено, что было навалено у сарая. Дом вспыхнул как свечка и сгорел. Успели корову вывести да кое-какие вещички сироты в окошко выбросить. Глупая девчонка три года страховку не платила. Пришлось председателю не один месяц заниматься этим делом. И вот стоит на Кооперативной улице новый дом, покрытый серым шифером. И дым идет из трубы. Государство помогло, да и добрые люди собрали девчонке на мебель и прочую домашнюю утварь. А кто ездил не один раз в район? Кто обивал пороги у начальства? Все он, председатель!