На луг перед холмом вытащили длинные столы и скамьи. На здоровенном вертеле целиком жарился кабан, и пах он совершенно вызывающим образом. Отливали желтым сыры на деревянных тарелках и чеканных блюдах, дымок шел от свежих лепешек и пирогов. Джил едва не потянулась за какой-то выпечкой, потом опомнилась.
Она сходила внутрь холма и нашла в своей комнате точно такую же лепешку и стакан молока.
Откуда здесь сыр и молоко, Джил понятия не имела. Как-то не получалось у нее представить себе Тиса, например, в роли пастуха на лугу, а гордую красавицу Шиповник — за дойкой и уборкой хлева. Но откуда-то молоко бралось, и оно было вкуснее, чем то, которое Джил пила дома. Наверное, потому что пластиковые тетрапаки были бы на Другой стороне еще более неуместными, чем, собственно, коровы.
С блокнотом и пастелью Джил вернулась наружу. Устроилась на склоне, повыше, чтобы были видны и столы, и кабан, и те, кто накрывал эти столы к празднику. Сделала пару набросков, потом отложила блокнот и легла на спину, глядя, как бегут над ней стремительные серые облака.
Невольно Джил задумалась о Бене Хастингсе. Каково ему в Вороньей башне, перепадет ли что-то с праздничного стола? Жив ли он там вообще? Настроение девушки стремительно испортилось, во рту снова появилась терновая горечь. Она почувствовала себя едва ли не предательницей, глядя, как крутится кабан на вертеле. И вот это уж точно никак нельзя было списать на проклятие.
Джил села. Задумчиво перевернула несколько листов в блокноте с набросками. Как назло, на глаза попался разворот с рисунками, которые она сделала в доме с тремя очагами. Охотник на фей получился на них очень красивым и ужасно настоящим. Джил резко захлопнула блокнот и уронила голову на руки. Хастингсу так хотелось попасть на праздник Середины лета в холм Короля-Охотника. Все их предприятие показалась девушке совершенно безнадежным.
Чужое присутствие она заметила, только когда зашуршала приминаемая трава. Королева, которая скачет в Охоте, со вздохом облегчения опустилась рядом с Джил. От движения золотое шитье на ее подоле двигалось и переливалось, и от этого казалось, будто вышитые фигурки собак двигаются. Медную корону сегодня украшали цветы, белые и желтые. Рядом с женщиной на траву улеглась крупная гончая, белая и красноухая.
— Не то чтобы я очень люблю собак, — вздохнула Скачущая-в-Охоте и потрепала гончую между ушами. — Но не прогонять же.
Джил вымучено улыбнулась. Собака покосилась на нее темным глазом и зевнула. Королева сказала неожиданно серьезно:
— Я тоже тревожусь о Бене. Но не спеши его хоронить раньше времени. Здесь и стопроцентных покойников иногда не стоит спешить хоронить.
— Спасибо, — Джил вздохнула. Заправила за ухо выбившуюся из косы прядь. Посмотрела снова на блокнот у себя на коленях и неожиданно спросила: — Можно, я тебе нарисую?
— Нарисовать? — Скачущая-в-Охоте удивленно подняла бровь, потом махнула рукой: — Ладно, рисуй.
Собака положила голову ей на колени, королева сказала строго:
— Если ты снова испортишь мне платье, костей под столом можешь не ждать.
Белый хвост заискивающе шевельнулся в траве. Джил достала карандаш. Уж лучше рисовать. Ни Дилану, ни Бену никак не помогут ее страдания и угрызения совести, а ей самой от них хочется только лечь лицом вниз и плакать.
— Если этот придурок потеряет мой револьвер, вот тогда ему действительно придется опасаться за свою задницу, — с нарочитой грубостью сказала женщина в медной короне. Красноухая гончая посмотрела на ее, и на собачьей морде отчетливо читалось: "Ну мы же оба знаем, что ты этого не сделаешь".
Пировать сели где-то после полудня. Джил не видела солнца за тучами, но поменяли свое положение тени, воздух стал словно слаще на вкус.
Ей отвели место на длинной скамье по левую руку от высокого кресла королевы, рядом с Тисом и напротив сиды Шиповник, ягоды в волосах которой были красными, как капли свежей крови, а широченные рукава красного платья едва не мели по полу. Она принесла Джил венок, такой же белый и желтый, как цветы в короне Скачущей-в-Охоте, перевитый лентами и пахнущий медом.
Медом пахло и вино, которое королева налила для Джил в большой медный кубок. Девушке показалось, она никогда не пробовала ни такого вина, ни таких вкусных лепешек и сыра. А потом наступил черед кабана.
Чтобы водрузить блюдо с ним на стол, потребовались усилия четырех мужчин. Кабан пах жареным и внушал одним своим видом. Джил попыталась представить себе, какой эта зверюга была при жизни, и поежилась. Выходило, что в холке он должен был доходить ей почти до плеча.