Абигор тогда ещё легко менял свое окружение, кружил головы, восхищал, но не привязывался ни к кому.
Но человек слаб и одной промашки хватило Смерти, чтобы Абигор снова потерял близкого.
***
Как Абигор – могучий, сделавший уже в те дни славу как маг и могущественный практик, дозволил себе проникнуться жалостью к сиротке? Почему не прошёл мимо? Почему взглянул?
Это было серое хмарое утро, у Абигора было паршивое настроение. С раскалывающейся от ночных возлияний и безудержных кутежей головой он возвращался по Пепельному Переулку – самому несчастному среди всех переулков, заселенного тем сортом людей, которые церковники называют «заблудшими», горожане «опасными», а тайная полиция короля – «отребьем».
Правы все. Заблудшие в пороках, в нищете и в парах самого дешевого пойла бывали опасны и составляли дно общественной жизни. Но от них не избавлялись, лишь иногда загоняли палками по жалким лачугам, да арестовывали и секли на площади.
Но не изживали. А зачем? У всего в мире есть своя цель. Цель этого отребья была, во-первых, в самой специфической службе и услугах, о которых не гоже просить чистых и нетронутых людей; во-вторых, присутствие этого отребья давало горожанам страх и мотивировало к работе.
А еще многие, в том числе и Абигор, знали, что в глубинах Пепельного Переулка никто никогда не спросит, кто ты есть и там можно отыскать удовольствие на любой вкус. И в то хмарое утро Абигор кА КрАЗ возвращался к себе после такого поиска, но был в дурном настроении, связано то было с похмельем, и только.
И тут он встретил сиротку, просящую милостыню, но как это водится в Пепельном Проулке, просящую ее даже не для себя, а для кого-то значительно преобладающего в человеческом могуществе. Всем известно, что это был тот еще бизнес, и те еще доходы – сердобольные горожане всегда старались бросить монетку-другую нищему, и в выигрыше тут особенно оставались дети.
Это был белокурый ангел, пусть и чумазый – тоненький и почти прозрачный в своем складе, но с пронзительно светлым взглядом. Абигор отдал весь свой заработок, но этого показалось ему мало.
Он, чувствуя себя отвратительным грязным животным перед этим светлым существом, опустился коленями в Пепельно-Переулочную грязь и сотворил для сиротки вдруг из воздуха нежную ромашку.
Девочка засмеялась, и в ту же минуту Абигор ощутил запах смерти. Он не был приторным, как в прошлый раз, какой-то легкий, но очень горький, как будто бы смесь седеющей к зимнему сезону земли, да умирающий, ссыхающийся дуб, помноженный на прелую листву…
Абигор понял и прикрыл глаза. Теперь смерть стояла к нему ближе, чем прежде.
-Ты опять? – в ужасе вскричал Абигор на языке стали и яда, которые предательски уносили славные и невинные жизни с одинаковой легкостью.
-А как же! – весело согласилась Смерть, отвечая ему на том же языке храбрецов и гордецов, что не желали склонять голов и шли в бой до последней капли крови.
-Не тронь ее…- взмолился Абигор, как молили трусы и подлецы, столкнувшиеся с непреодолимыми испытаниями.
-А я хочу! – Смерть рассмеялась, и ее смех разорвал пространство и снова выбросил Абигора в реальность.
А белокурый ангел умирал в грязи Пепельного проулка и в глазах – еще минуту назад светлых, оставалось бесконечное ничто.
Вернувшись домой, Абигор взглянул в зеркало и совсем не узнал себя. Его ли это губы? Его ли это глаза? Его ли бледность и его ли черты? Впрочем, в одном он был уверен теперь точно – следующая смерть будет его собственной. За годы он не сделал никого важнее себя, пытаясь искупить грех своей силы в бесконечных работах и добродетели.
***
Тогда Абигор стал набирать себе учеников и стал сближаться с обществом. Он принимал посетителей охотнее, лечил и гадал, ворожил, ставил амулеты, варил зелья и передавал свои знания, с тревогой вглядываясь в лица учеников, ища в них признаки переходящей в мир мертвых жизни.
Но лица были розовы, а глаза, зачастую, бестолковы – Абигор успокаивался и прожигал свою жизнь, год от года чувствуя, как кончается его время, как приветливее год от года становится ночь, как все шире улыбается и будто бы подмигивает ему луна.
Абигор стал игроком, пристрастился к теплым южным винам и полюбил толпу. Он шутил по поводу и без, забавлялся, плясал, и не боялся косых взглядов. А потом наступило утро, когда Абигор взглянул в зеркало и не увидел себя – вместо его лица было совсем чужое, застывшее маской…
Тогда он призвал Ронове – своего самого близкого, и, пожалуй, лучшего ученика, обретшего когда-то свою магию в истоке природы – в земле.
-Сядь, - непривычно тихо заговорил Абигор, когда Ронове предстал перед ним, - я говорю с тобой сейчас как наставник говорит с учеником, а не как друг, каким я был тебе прежде.