— Я… Я Мартин, — улыбнулся молодой человек и подошёл чуть ближе.
— Шарлотта Нарцисса Шварц, — представилась она, и резкие, острые черты лица слегка округлилось, став мягче.
— Рад знакомству, — Мартин ещё больше улыбнулся, на секунду остановившись, затем добавил, призадумавшись, — очень.
— И что Мартин тут делает? — Уже обратилась ко всем Шарлотта.
— Он нам помогает, — решительно отозвалась младшая Шварц. — Неужели ты хочешь отчитать нас за это?
— Конечно же нет.
— Мартин может помочь создать новые элизусы и сделать новые зеркала.
— Это очень хорошо. Только вот… проблема, — старшая Шварц посмотрела на Стивенсона испепеляющим взглядом, дав понять, чтобы он вышел из лаборатории и закрыл за собой дверь. — Вы же понимаете, что подобное изобретение может быть опасным и способно возможно изменить всё?
— Конечно.
— К чему ты клонишь?
— Надо быть аккуратнее, выбирая людей для этого проекта. Я предлагаю ему заплатить, он подпишет составленный мной договор и исчезнет навсегда.
— Не всё решают деньги. Почему ты ему не доверяешь?
— А почему я должна доверять? — Холодно с таким же холодным отблеском в глазах сказала Шарлотта.
— Мы рискуем… И это ясно, — протянул Стивен, оглядев помещение и коллег.
— Да, — протянула Жаклин и кивнула, выражая полное согласие.
— Я Мартина знаю давно, ему можно верить.
— А ты уверен? Я не хочу увидеть потом в газетах или по телевизору, что какой-то малоучка создал по нашим чертежам какое-то злобное изобретение, по чертежам…
Лишь одна Элизабэт поняла, что хотела сказать Шарлотта. Она хотела произнести слово «мама», но тут же резко осеклась и подошла к доске, где красным, чёрным и синим маркером были написаны формулы и изображены причудливые знаки в виде открытых Мартой, её компанией и нынешними учёными, определённых элементов. Шарлотта многое скрывала от сестры, многое недоговаривала, но проект Марты объединил их после стольких лет скандалов и споров, безмолвного молчания и нежелания найти общий язык; он стал чем-то священным, нерушимым.
— Я тебя услышала. Тогда… — Продолжила Шарлотта, набрав воздуха в грудь.
— Тогда что?
— Предлагаю создать договор о неразглашении.
— А это мысль.
Вечером следующего же дня старшая Шварц приготовила пакет документов и пустила его по кругу: Шарлотта поставила подпись самая первая, обозвав себя руководителем, затем, переглянувшись со всеми, подписалась Жаклин, после неё Стивен, глаза его блестели, а вид внушал максимальную решительность, Мартин остановился на секунду, уткнувшись в листы, затем быстро повторил за остальными, замыкающей стала Элизабэт — девушка посмотрела лишь на одного человека прежде, чем поставить свою закорючку, она посмотрела на сестру. Каждый из участников подписался на неразглашение схем, чертежей и прочих материалов, связанных с «Тремя зеркалами». Этих людей теперь связывало не только общее дело, но и что-то большее, что-то такое, чего все до конца не понимали, но им это было и не нужно.
Шарлотта поднялась наверх, убрала папку с документами в сейф и замерла. Она оглядела железный ящик. В правом углу под лёгкой струёй света в огромной стопке лежала немаленькая сумма денег, где-то посередине какие-то другие папки, на самом верху которых теперь лежал договор о неразглашении, левее были украшения, весьма старые и уже запылённые, пара монеток, какие-то фотографии в прозрачном файле, пистолет с патронами. Шварц обвела всё содержимое сейфа взглядом, как вдруг… звонок:
— Слушаю.
— Видимо… — Голос на другом конце провода звучал тревожно. — Видимо я узнал о том, о чём не следовало… совсем не следовало… По крайней мере… нам с тобой…
Глава четырнадцатая
5 октября 1998.
Сильный стук по стёклам — это был шум, заставивший Шарлотту проснуться, резко вскочить с кровати. Она с трудом посмотрела через стекло, на то, как сильно идёт дождь этим утром.
Девушка оделась, спустилась вниз, хлебнула пару раз жгучего бодрящего кофе, который только сварился и даже не успел остыть. Она встрепенулась, окликнула Зэена, оповестив о своей готовности.
Дэн встал со стула, а сидел Herr Зэен уже достаточно давно (водитель нередко просыпался около пяти часов утра, готовил завтрак, варил кофе для Шарлотты и сидел в одиночестве; не то, что бы ранний подъём приносил этому человеку почтенного возраста огромное удовольствие… у него болела спина, присутствовали боли, с которыми он просто напросто не мог справиться при помощи лекарств, процедур, поэтому частенько ночами ему не спалось. Он считал это наказанием Божьим за грехи юности, хотя о том, какие же были эти грехи, старик предпочитал не рассказывать).