Я сдвинула коробку, давая коту возможность выбраться. Села сверху, зная, что кроме ношеных вещей там ничего нет. Дорогие подарки от друзей, ювелирные украшения и меха просто исчезли из моих шкафов перед тем, как муж сообщил мне, что мы расстаемся, и я съезжаю из дома. И выбрал же время, когда я ездила к родителям. Не вещей было жалко, я так и не успела привыкнуть к роскоши. Было жаль все то хорошее, что было между нами: доверие, забота, умение чувствовать настроение, понимать с полуслова. Конечно, все это не идет в сравнение с ребенком. Не могла поверить, что скоро у Ефима родится родной малыш. Ведь врачи утверждали, что я здорова, а он... А он отказывался проверяться, уверяя меня, что здоров. Значит, не врал.
Отвернувшись от грязных окошек, разглядывала старенькую полированную стенку с набором советского хрусталя, фаянсовых сервизов и фото в рамках. Везде бабушка и ее дети. Среди них мама самая младшая. Дед ушел от нее к другой женщине. Встретил ее на фронте. После победы, вернулся к бабушке. А та женщина к мужу-герою. Ее муж вскоре скончался, она написала отцу. Он собрался в тот же день и уехал к ней. Двое старших детей уже вылетели из гнезда, на руках у бабушки остались двое погодков четырех и трех лет и годовалая моя мама.
Дети его так и не простили, хотя бабушка слова плохого о нем не сказала, вздыхала только. Она не любила об этом рассказывать. Но складывалось впечатление, что деда не винила.
Я провела пальцем по полированной полочке предмета советской роскоши, оставляя в толстом слое пыли дорожку.
«Гэдээровская» - гордо произносила бабуля и еще что-то про «брали по записи». Напротив диван, прикрытый пледом из югославского гарнитура. Над ним туркменский тканый ковер. Слова, которые больше никто не произносит. Это был целый мир, которого больше нет. В нем мы были не только моложе и счастливее, просто были лучше. Еще не предали ни себя, ни тех, кому клялись… ни любовь… за что еще будем наказаны судьбой.
За коробками не видно пары низких кресел. Из ближайшего слышится кошачье мурлыканье. Его уже облюбовал для себя Степан.
- Чего ты там притихла?- крикнула мне из кухни Наташа.- Иди, все готово. Та-а-ань, ты не уснула там?
Я тяжело поднялась и, шоркая ногами, поплелась на кухню. Мимо, опережая, важно проплыл кот.
- Не раскисай, подруга,- улыбнулась Наталья.- Прижмем твоего засранца.
- Он не мой,- вздохнула я, жалея лучшие пятнадцать лет жизни, потраченные впустую.
- Вот и радуйся. Давай выпьем за твой развод и светлое будущее без этого копытного,- Наташа разлила по бокалам вино.
Наташа осталась ночевать в большой комнате на скрипучем диване. Я устроилась в спальне бабушки, отгоняя от себя мысли, что она тут умерла, и всякое привидится. Мне не спалось, в голову лезли воспоминания из прошлой жизни. Устроившись на кровати, сначала пыталась читать, но не получалось сосредоточиться на строчках. Выключив свет, уставилась в окно. Старые, неухоженные яблони сильно разрослись, и ветки с каждым порывом ветра стучали в окно. В подполе шуршали мыши. Степан, спавший в ногах, спрыгнул на пол, и ведомый инстинктом, выбежал из комнаты. Часы в смартфоне показывали два ночи. По стеклу гулко застучали капли дождя. Вспомнилась такая же дождливая осеняя ночь в пустом деревенском доме год назад.
Ефима пригласили в гости в загородный дом в одном из поселков. Он перепутал повороты, мы заехали куда-то совсем не туда. Мне еще поворот не понравился. Не похоже, что едва пробитая колея в траве, а потом в грязи вела в поселок городского типа Залесный. Но муж ехал по навигатору, и на мое сомнение он посоветовал с моим топографическим кретинизмом помолчать и не говорить под руку.
Мы доползли до глухой деревушки или хутора в три дома. Машина заглохла и больше не заводилась. Ефим рассвирепел, вышел, громко стукнув дверцей. Представление с психами было рассчитано на меня. Я молчала. Конечная точка на навигаторе – хутор Лесной.
Как можно перепутать Залесное и Лесной?! Как! Это у кого еще топографический кретинизм.
Дома явно брошены, люди давно переехали. Окна наглухо заколочены. На дверях амбарные замки и доски крест-накрест. Стал накрапывать дождь, вскоре превратившийся в ливень. Помню, что просмотренный накануне прогноз обещал сухую и теплую погоду. Пришлось ночевать в пустом доме. Ефим еще пытался дозвониться друзьям, но связь не ловила. Ругаясь матом, он прихватил с собой выпивку и закуску, что мы везли, и завалился в первый же дом. Я еще побродила под дождем, пытаясь в этой аномальной зоне найти связь, но безуспешно. Заглянула внутрь других домов сквозь щели в ставнях. Запустение, сломанная мебель, грязь. Устав ходить, пошла к облюбованному Ефимом домику, где сквозь ставни просачивался свет.