Первое такое совещание министров состоялось двадцать восьмого апреля, а двадцать девятого сего месяца грянул гром: в "Правительственном вестнике" был опубликован царский манифест, провозглашавший курс внутренней политики нового царя. Манифест по согласованию с Александром Третьим за спиной кабинета министров был написан обер-прокурором Священного синода Победоносцевым. В эти дни в частном письме он признавался: "…в настоящем случае пора было, ибо все одни с восторгом, другие с ужасом, ждали манифеста о конституции. Вся Россия в смятении. Необходимо было прекратить все толки твердым словом. Имя мое в ушах всей здешней интеллигенции с проклятием с пеною у рта "отверзаше мя уста свои".
Царский манифест двадцать девятого апреля 1881 года остановил все конституционные начинания Лорис-Меликова, провозглашая единоличную, ничем не ограниченную самодержавную власть царя основой русской государственной жизни, — как встарь, ныне и на века. Через два года, окончательно утвердившись в истинности избранного пути, Александр Третий писал все тому же Победоносцеву: "Я слишком убежден в безобразии представительного выборного начала, чтобы когда-либо допустить его в России в том виде, как оно существует во всей Европе".
Чувствовал ли Александр Третий, что, вняв Победоносцеву, он своим манифестом подписал смертный приговор царской власти в России? Ведь манифест от двадцать девятого апреля 1881 года похоронил идею ненасильственным путем ввести в России конституционный образ правления. Отныне дальнейшее мирное развитие русской государственности стало невозможным. Впереди были очистительные бури трех революций, под натиском которых рухнет трехсотлетий абсолютный деспотизм династии Романовых.
…Сразу после двадцать девятого апреля подали в отставку "новые люди" — сторонники конституционной монархии в России: министр внутренних дел граф Лорис-Меликов, министр финансов Абаза, военный министр граф Милютин, через несколько месяцев оставил свой пост председатель кабинета министров граф Валуев.
На долгие годы первым лицом у царского трона России стал обер-прокурор Священного синода Победоносцев, одна из самых мрачных фигур отечественной истории.
…Но вернемся в Аничков дворец, в кабинет царя Утро третьего апреля 1881 года перешло в день: яркое солнце прямыми лучами било в широкие окна и резкие тени от рам легли на паркетный пол и ковер возне письменного стола.
Победоносцев продолжал быстро ходить по кабинету.
И вот теперь, государь, — с горячим убеждением говорил обер-прокурор Священного синода, — вместо этого преступного проекта конституции верноподданная Россия должна узнать ваш манифест, где вы провозгласите незыблемую основу нашей государственности — самодержавие, помноженное на православие!
— Но, Константин Петрович, — неуверенно возразил царь, — не слишком ли круто? А как же Лорис-Меликов? И все, кто с ним?
— Лорис-Меликов? — Победоносцев оглянулся на дверь и понизил голос: — Прогоните эту лису, ваше величество, и вы вернете России потерянный мир.
— Я подумаю, — безвольно сказал царь.
— Помните, государь, за Лорисом и его людьми — неправда. — Победоносцев остановился перед царем и смотрел прямо ему в глаза. — России не нужны никакие европейские штучки: конституция, так называемая свобода слова, всяческие выборные комиссии, народовластие. Ваш народ — младенец. И одновременно — дикарь, охочий до бунта и крови. Его надо держать в узде и страхе перед богом.
— Но начнут шуметь наши либералы, — возразил было Александр Третий.
Победоносцев усмехнулся, растянув тонкие губы.
— Эти пустобрехи? Эти бунтари за рюмкой водки? Да на них только державно прикрикнуть! Пару посадить в каталажку, другую столкнуть интеллигентными лбами. И они сами перегрызут друг друга, засыплют департамент полиции доносами. Нет, ваше величество, в России либералы никогда не будут угрозой державной власти и всего того, что будет делать эта власть. Другое дело — революционеры…
— Да, да, Константин Петрович, — перебил царь, — я согласен, революционеры. — Русский самодержец тяжело поднялся с дивана, подошел к столу, взял с него несколько листов бумаги, исписанных четким, напористым почерком. — Вот, передали сегодня утром. От этого… Кибальчича. Я прочитал. Теория. Ничего нового нет. Фантазия больного воображения, и видна во всем фальшивая точка зрения, на которой стоят эти социалисты, жалкие сыны отечества. И ни слова о помиловании. Гордый господин. Но там есть одно место. Я подчеркнул. — Александр Третий передал Победоносцеву исписанные листы. — Вы прочитайте, прочитайте!