Они гуляли весь день и были очень счастливы. Они взяли с собой еду, чтобы перекусить по дороге. Они сидели в залитых ярким солнышком полях и были счастливы, они бродили по лесам и были счастливы. Джеффу всегда нравилось гулять за городом. Джеффу всегда нравилось смотреть, как все растет и какие разноцветные бывают деревья и земля, и свеженькие, новенькие, яркие побеги, которые лезут из влажной земли, и трава, на которой он так любил просто лежать или смотреть, сколько там в ней всякой живности и вообще всего интересного. Джеффу нравилось все, что движется или пребывает в покое, в чем есть цвет, и красота, и настоящая живая жизнь.
Джеффу очень понравился этот день, когда они гуляли. Он почти совсем забыл о том, что у него на душе не все в порядке, где-то в самой глубине души. Джеффу нравилось, что рядом с ним Меланкта Херберт. Она всегда была с ним такая милая, и так она здорово слушала все то, что он ей рассказывал, если что-то попадалось ему на глаза, и так она здорово чувствовала, как он всему этому радуется, и так было здорово, что она сама ни разу не сказала, что ей это не по душе и хочется чего-то другого. День и в самом деле получился очень счастливый и насыщенный, первый день, который они провели вместе, гуляя за городом, и весь такой счастливый и долгий.
Потом они устали, и Меланкта села на землю, а Джефф лег рядом с ней на траву и вытянул ноги. Какое-то время Джефф просто лежал с ней рядом, очень тихо, а потом он стиснул ей руку, поцеловал и сказал тихо-тихо:
— Ты так добра ко мне, Меланкта.
Меланкту это пробрало до самой глубины души, и она ничего ему в ответ не сказала. Джефф еще долго лежал ничком на траве и смотрел вверх. Он считал листочки на дереве. Он следил за облачками, которые проплывали в небе у него над головой. Он смотрел, как кружат высоко-высоко в небе птицы, и все это время Джефф знал, что должен сказать Меланкте про все, о чем он теперь знает, о чем неделю назад рассказала ему Джейн Харден. Он был совершенно уверен, что с его стороны не сказать ей об этом было бы совсем неправильно. Это было нелегко, но для Джеффа Кэмпбелла единственным способом снять с души этот груз было — выговорить все это, единственный способ по-настоящему понять Меланкту состоял для него в том, чтобы рассказать ей про ту борьбу с самим собой, которую ему пришлось пережить, чтобы понять ее, рассказать ей все это затем, чтобы она смогла помочь ему справиться со всей этой напастью, рассказать ей все это затем, чтобы у него самого больше никогда не возникло желание в ней усомниться.
Джефф долго лежал на траве ничком, очень долго и очень тихо, и смотрел в небо, и все это время в нем жило чувство невероятной близости к Меланкте. Потом наконец он повернулся к ней, покрепче взял ее за обе руки, чтобы чувствовать ее сильнее, а потом очень медленно, потому что слова приходили с трудом, медленно он начал говорить.
— Меланкта, — начал Джефф, очень медленно. — Меланкта, было бы неправильно с моей стороны, если бы я не сказал тебе, почему на прошлой неделе я исчез и вообще чуть было навсегда тебя не лишился. Джейн Харден стало хуже, и я пошел к ней, чтобы помочь. А она стала рассказывать мне все, что знала о тебе. Она не знала, как близко я теперь тебя знаю. А я ей не сказал, чтоб она перестала. И слушал, пока она все-все мне про тебя не рассказала. И такая у меня тяжесть на душе возникла, когда она все это мне рассказала. Я знал, что все, что она мне про тебя сказала, правда. Я знал, что ты вела себя достаточно свободно, Меланкта, я знал, что ты любила развлекаться именно так, как я всегда терпеть не мог, если цветные так развлекаются. Я даже и понятия не имел, пока Джейн Харден мне об этом не рассказала, что ты такие дурные вещи вытворяла, Меланкта. Когда Джейн Харден мне все это рассказала, мне, Меланкта, стало совсем плохо. У меня все время в голове вертелось, а вдруг, Меланкта, я для тебя всего лишь навсего очередной такой же вот как все прочие, и ничего я не мог с собой поделать. Может быть, я был и не прав, что отнесся к тебе с таким недоверием, Меланкта, но мне все это показалось таким мерзким. Я просто пытаюсь быть с тобой честным, Меланкта, ты же сама всегда хотела, чтобы я был с тобой честным.
Меланкта выдернула руки из рук Джеффа Кэмпбелла. Она сидела и смотрела на него, и в самой ее злости была большая толика презрения.
— Если бы ты хоть когда-нибудь думал не только о себе, Джефф Кэмпбелл, ты бы поостерегся говорить мне такие вещи, Джефф Кэмпбелл.