А девушка тем временем смущенно проговорила:
– Как мне благодарить вас, месье…
В этот момент послышался глухой шум. Молодой человек, не отвечая Жилет, схватил хозяина дома за руку.
– Мой благородный друг, – сказал он, – поклянитесь мне, что вы будете заботиться об этом ребенке, как о собственной дочери.
– Клянусь вам, друг!
– Спасибо, мэтр Доле! – искренне обрадовался Манфред. – А теперь быстрее запирайте дверь! До скорого!
Молодой человек отступил назад и растворился в темноте. Он направился к воротам Сен-Дени.
V. Мать
Несколько мгновений Франциск I оставался неподвижным, следя глазами за Манфредом и Жилет, пока они не исчезли. И тогда, даже не посмотрев на своих лежавших неподвижно спутников, возможно, даже мертвых, король без каких-либо колебаний отправился прочь.
Манфред зря считал короля неспособным на шпионство! Он как раз и занялся столь неблагородным делом. Он проследил издалека, как Жилет вошла в дом Доле. Потом увидел, как удалился Манфред.
Тогда король приблизился и остановился подле дома. Внезапно он встревожился и прислушался.
Шум, настороживший Манфреда, быстро приближался. Франциск схоронился за тумбу, к которой привязывали лошадей, где застыл в лихорадочном ожидании.
Через несколько минут в темноте обрисовалась группа людей. Они шли в сомкнутом строю, освещая путь фонарями.
Король перевел дыхание: это шла не кучка бунтарей – это был ночной дозор!
Обрадовавшись, он вышел из своего укрытия и положил руку на плечо человека, шедшего во главе группы.
– Король! – вскрикнул командир и обнажил голову; тут же он знаком остановил свой отряд. – Сир, какая неосторожность!
– Тише, Монклар!.. Этот бродяга… Манфред…
– Я иду по его следам, сир… Я приказал перегородить улицы… Негодяй не сможет ускользнуть.
– Он там, – указал король, и в голосе его слышалась ненависть, – перед вами… всего в пятистах шагах… Монклар, схватите этого человека!.. Пусть он умрет!.. Этой же ночью… И пусть он умрет в мучениях… Я требую ужасных мучений… Быстрее, Монклар… Бегом.
Главный прево подал знак. Его лейтенант занял место позади Франциска во главе эскорта из двенадцати человек, после чего отряд, в котором осталось человек сорок, под командой самого графа де Монклара направился быстрым шагом в указанном королем направлении.
На плотно сжатых губах короля появилась холодная злая усмешка. Потом он обернулся к лейтенанту.
– Месье, – приказал он, – стучите в эту дверь.
Офицер повиновался… Загрохотал молоток у двери.
Дверь оставалась закрытой.
Офицер постучал сильнее.
И снова молчание!
Офицер вопросительно посмотрел на короля.
– Вышибайте дверь! – приказал Франциск I.
Солдаты приблизились к двери…
И в это самое мгновение ночь разорвал заунывный крик:
– Франсуа! Франсуа! Что ты сделал с нашей дочерью?
Король вздрогнул… и побледнел:
– О, опять эта сумасшедшая, – пробормотал он. – Маржантина!..
Да! Это была безумная женщина! Это была Белокурая Маржантина! Эта несчастная мать бродила по ночным улицам и выкрикивала свою вечную боль. Она разыскивала свою дочь.
Она видела в своем воображении дочь, потерявшуюся двенадцать долгих лет назад!
Вот она вынырнула из темноты, полуголая, с распущенными волосами, и остановилась перед Франциском. С секунду она поколебалась.
– Месье… может быть, вы встречали ее… скажите правду… Маленькую девочку, месье… шести лет… белокурую… хрупкую… такую слабенькую… Скажите, месье!.. Хотите, я назову вам ее имя?.. Оно такое красивое… Ее зовут Жилет… Жилет, говорю я вам!
Последние слова произвели на Франциска ошеломляющее впечатление!.. Он позабыл об окружающих и видел теперь только Маржантину… свою любовницу!
– Жилет! – заикаясь, пробормотал он. – Твоя дочь!.. Боже!.. Боже!.. Возможно ли такое!..
Несчастная мать, конечно, его не слышала. Она продолжала говорить бесконечно нежным голосом, сравнимым с телесной лаской.
– Жилет… прекрасное имя… Не так ли?.. Как же долго я ищу ее… Я потеряла ее в Блуа…Вы знаете, где находится Блуа?.. Ей было всего шесть лет… Бедная малышка… В Блуа, говорю я вам… Да, там… Как я ее любила…
Вдруг она заговорила резко и зло:
– Франсуа!.. Где твоя дочь?
– О! – удрученный Франциск перешел почти на шепот. – Как это ужасно! Оказывается, я полюбил собственную дочь… Это на дочь я поднял руку… Это моя дочь скрылась в этом доме!
Он с жадностью разглядывал безумную женщину… Возможно, он даже собирался поговорить с ней.
Быть может, ожившее пламя давно ушедшей девичьей любви разгонит сумрак ее мыслей!
И в этот момент послышался глухой стук колес. Чуть позже появилась грохочущая повозка, впереди которой галопом неслась лошадь. Казалось, эта летящая во весь опор повозка уносит с собой какую-то мрачную тайну, секрет ужасной драмы…
Маржантина увидела повозку. Новая мысль пронзила ее несчастный мозг, и безумная бросилась за повозкой:
– Это увозят мою дочь!
Через несколько мгновений женщина исчезла.
Застывший на месте Франциск растерянно огляделся…
Солдаты не осмеливались сдвинуться с места. Офицер писал позднее, что ему показалось, будто король тоже хочет устремиться вслед за повозкой, но он все-таки удержался, закрыл лицо руками и судорожно вздохнул несколько раз. Эти вздохи были похожи на рыдания. Потом король пробормотал что-то неразборчивое. Удалось понять лишь несколько слов
– Ох!.. Это чудовищно…Я чувствую, что всё еще люблю эту несчастную!
Что происходило в королевском сердце?.. Какая жуткая борьба шла там между плотской и отцовской любовью?
Когда же король пришел в себя, офицер осмелился спросить у него:
– Сир, что нам делать?
– Месье, – ответил король странным и страшным голосом, – я приказал вам вышибить эту дверь! VI. Убежище или могилА
Манфред удалялся бодрым шагом. Его натренированное ухо каждую секунду улавливало изменение расстояния между бродягой и ночным дозором. Манфред не видел стражников, но догадывался о них и презрительно усмехался. Он хотел свернуть на первую же поперечную улицу, но не сделал этого, заметив отблески света на пиках.
Он пожал плечами и продолжал идти прямо:
– Кажется, господин главный прево забавляется!
Вторая улица была перегорожена.
– А! Фарс продолжается.
Третья и все последующие улицы, выходящие на главную артерию, ощетинились пиками.
– Ладно! – сказал Манфред. – Какой почет мне оказывают! Весь Париж вооружается, когда по улицам прохожу я.
А позади все отчетливей слышался топот стражников, перешедших на бег. Его схватят! И он умрет!..
На какое-то мгновение его мысли унеслись к девушке, которую он доверил заботам мэтра Доле…
– Полно! – рассмеялся он. – Я не рожден для мирной жизни и мещанской любви! Я нищий бродяга и бродягой умру… Но, черт возьми, умру не без того, чтобы распороть брюхо нескольким из этих ищеек.
И жестом, которому позавидовали бы витязи рыцарских времен, Манфред выхватил из ножен свою длинную рапиру, готовясь не к защите, а к атаке.
– Вперед! – послышался голос Монклара. – Хватайте его! Вон он!
– Не так быстро! – ответил Манфред и выставил клинок.
Но в эту же самую секунду среди стражников послышались крики… По булыжной мостовой загрохотали колеса… К открытым воротам Сен-Дени с огромной скоростью неслась повозка… Она врезалась в отряд стражников, задевая и опрокидывая людей…
Кто открыл ворота и зачем?
В этом никогда не признается гарнизонный сержант, которого отдадут под суд, но трибунал не найдет никаких улик, доказывающих сговор обвиняемого с Манфредом.
А бродяга, увидев мчащуюся повозку, принял молниеносное решение… Одним прыжком он проскочил ворота, оглушил рукоятью шпаги солдата, пытавшегося преградить ему путь, и пустился бегом по полевой дороге.
Он пробежал шагов сто, потом остановился, обернулся и посмотрел в сторону города.
– Черт возьми! Чтоб они там хорошо жили!
Его не преследовали! Тогда Манфред беззвучно рассмеялся:
– Говорил же я вам, месье де Монклар, что мой арест произойдет не сегодня! Но все равно, – добавил он, – мне придется поставить толстую свечу за здоровье возницы…
Рассуждая подобным образом, Манфред посмотрел в ту сторону, куда умчалась повозка. Он ее не увидел, но слышал скрип колес этой повозки, взбиравшейся на холм Монфокон. Манфред последовал за ней.
Минут через двадцать все стихло.
– Странно! – пробормотал Манфред. – Можно утверждать, что колымага остановилась у самого подножья большой виселицы.
Он пошел быстрее, прячась за кустами ежевики… То, что он увидел, заставило его вздрогнуть от изумления и ужаса.
В нескольких шагах от него вырисовывалась величественная смертоносная машина. Какая-то женщина громко молила о пощаде, пытаясь вырваться из рук мужчины, тащившего ее к виселице…
Манфред присутствовал при этой ужасной сцене и не мог ни крикнуть, ни пошевелиться… Внезапно он увидел тело женщины, болтавшееся в пустоте. Мужчина же забрался на сиденье, и повозка с глухим стуком покатилась к деревушке Монмартр.
– Ужас! – растерянно пробормотал Манфред.
Потом он поспешил к виселице, взобрался на постамент этого сооружения, подхватил женщину на руки, перерезал кинжалом веревку, спустился с эшафота и положил несчастную наземь. Всё происходило, словно в кошмарном сне и продолжалось не более нескольких секунд.
Манфред опустился на колени перед женщиной и положил руку на ее грудь… Сердце жертвы еще билось. Тогда Манфред пригляделся к женщине и восхищенно вскрикнул:
– Как же она красива, несмотря на бледность!
Мало-помалу незнакомка пришла в чувство… Она открыла глаза, все еще полные смертельного ужаса…
– Вы спасены, мадам, – сказал Манфред.
Она удивленно огляделась и внезапно всё вспомнила.
– Спасена! – повторила она, но не так, как говорят в экстазе, после того как минует смертельная опасность, а с пугающей ноткой ненависти. – Спасена!.. Живу!.. Да, теперь я живу!.. О, пусть сотни бед падут на этого подлеца!.. Пусть несчастья падут на твою голову, Франсуа!.. Месть Мадлен будет ужасной, так что о ней еще долго будут говорить грядущие поколения… Месье! – вдруг она обратилась к своему спасителю. – Я обязана вам гораздо большим, чем жизнь… Как вас зовут?
– Манфред, мадам…
– Если вы бедны и вас преследуют, если вы страдаете, если вам понадобится преданный друг, приходите, когда вам вздумается, в маленький домик у ограды Тюильри. Вы назоветесь, и… этого будет достаточно!
При этих словах Мадлен Феррон поднялась и исчезла во тьме.
В тот самый момент, когда он, побуждаемый непреодолимым любопытством, хотел было отправиться за странной женщиной, Манфреду вдруг показалось, что какие-то тени появились шагах в тридцати.
Это были агенты Монклара… Они приближались ползком.
Манфред слился с цоколем эшафота, надеясь, что шпики пройдут и, может быть, не заметят его. Основание эшафота было выполнено в форме пещеры, огромной камеры, тюрьмы для мертвецов, последнего прибежища казненных: туда сбрасывали тела преступников, повешенных в Монфоконе.
Ощупывая стену, Манфред почувствовал железную дверь; она подалась под его нажимом.
Мгновение Манфред колебался… Холодный пот выступил на лбу… Потом он, пятясь, забрался в тюрьму мертвецов!
Под ногами у него что-то захрустело…
Он ступал по скелетам… Манфред остановился… Душа его – при одной мысли об этих оторванных руках, о черепах, уставившихся в него пустыми глазницами, – наполнилась таким ужасом, какого он еще никогда в жизни не испытывал.
Ощущения его были столь мучительными, что он отступил назад, к железной двери… Он задыхался!.. Любой ценой ему был нужен глоток свежего воздуха! Даже ценой стычки с толпой шпиков!
И в этот момент тень мелькнула перед дверным отверстием, протянулась чья-то рука и захлопнула дверь.
Манфред, окаменевший, пораженный безысходным страхом, услышал приказ главного прево:
– Пусть десять человек стерегут эту дверь днем и ночью! Откройте ее только через восемь дней, когда этот негодяй сдохнет!