На доске листок бумаги с надписью: «Второе отделение — специальная командировка». Нас это раздражает. Специальная командировка может означать все, что угодно.
Ровно в половине восьмого мы влезаем в кузов большого крупповского дизельного грузовика, приехавшего за нами.
— Смотрите, я жду, что рота сможет вами гордиться, — кричит гауптфельдфебель Гофман, когда мы отъезжаем. — Подобное задание — большая честь для таких шалопаев, как вы. Фюрер смотрит на вас! Грудь вперед, голову вверх, хищники!
Возле Шпрее мы поворачиваем и едем вдоль реки в сторону Шпандау.
— Я так и думал, — устало говорит Старик. — Казнь!
— Что ж, давайте радоваться, что она скоро окончится и весь оставшийся день мы будем свободны, — говорит Порта и принимается строить планы на вторую половину дня.
— Знал бы, что это казнь, — сердито говорит Барселона, — я бы сказался больным.
— Потому-то заранее и не говорят, — объясняет Грегор и опробует работу затвора винтовки.
— Почему не оставить эту дерьмовую работу СС или полиции вермахта? — возмущается Барселона. — Мы — солдаты, а не треклятые палачи!
— C'est la guerre, ты раб винтовки, как и все мы, — наставляет его Легионер. — Не размышляй, почему. Это твой долг, пока живешь на военной навозной куче — где, может быть, и умрешь.
— Испортите себе мозги, слишком много думая, — беззаботно говорит Малыш. — Какая вам разница, что приказывают делать? Когда я убиваю одного из приговоренных, думаю только о том, что это то же самое, как бросить на Реепербане хмыря в воду.
— Ты и сам играл роль этого хмыря, — язвительно говорит Порта.
— Нужда заставила, — вздыхает Малыш. — Да я и не долго сводничал. После того как меня накололи сто шестьдесят девять раз, я решил, что с меня хватит. Мне платили в час три марки. И я ушел из этого дела, но перед этим так отделал двух последних обманщиков, что они меня не скоро забудут.
За Моррелленшлюхтом, в песке между рядов согнутых ветрами елей, грузовик останавливается.
Промерзшие до костей, мы спрыгиваем. Ледяной ветер хлещет нам в лицо мелкими снежинками и заставляет всех поднять воротники сырых шинелей.
— Можно было б не начищаться, — раздраженно говорит Порта. — Взгляните на мои сапоги! Уже грязные! Черт, придется снова их чистить перед тем, как пойду на встречу с девицами в «Хитрую собаку».
Ворча, мы идем по утоптанной тропинке, где до нас прошли тысячи солдат.
Старик идет впереди, ссутулив плечи, вид у него далеко не бравый. С ремня свисает тяжелый «парабеллум». В нем восемь патронов. Для завершающих выстрелов.
Нас поджидает тощий, свирепого вида майор полиции вермахта. Он молча осматривает наше снаряжение. Особенно интересуется винтовками. Бранит нас и обзывает стадом грязных свиней, недостойных чести носить немецкий мундир. Не пытается Скрыть того, что ему противно смотреть на нас. Только Юлиус Хайде получает похвалу.
— Стойте «вольно» и слушайте меня! — кричит майор сквозь летящий мокрый снег. — Мы используем прицельные лоскуты, хотя в них нет необходимости. Используем потому, что у меня были осложнения с командами, которые ими не пользовались. Теперь внимание: я хочу видеть, что все двенадцать пуль попали в эту мишень. Да поможет вам Бог, если обнаружу пулевое отверстие еще где-нибудь! Вчера двое болванов выстрелили человеку в пах. Это сущее разгильдяйство! Промахи обойдутся вам в три недели учебных стрельб днем и ночью. — Он сгибает колени, распрямляется и смотрит на нас злобными глазами. — Будьте сегодня начеку, — продолжает он резким голосом. — Будут присутствовать наблюдатели! Не обычная шваль из трибунала, нет — партийные шишки, пропагандисты и гражданская администрация. Они попросили разрешения присутствовать. Хотят видеть кровь, извращенные скоты! Из отделения будут выделены две охранные команды, и за рубеж безопасности не пускать никого, даже самого рейхсмаршала. Не хочу, чтобы здесь лежало больше трупов, чем необходимо. Обер-фельдфебель, рявкает майор, указывая на Старика, — ты в ответе за то, чтобы расстреляны были только приговоренные к смерти! Когда я уйду и больше не буду отвечать за то, что здесь происходит, можете скосить их всех, мне плевать. Невелика потеря. Но если хоть один наблюдатель будет ранен, пока я здесь, клянусь Богом, я пущу ваши кишки на шнурки для ботинок, все имейте это в виду. Мы здесь для того, чтобы выполнить приказ, и выполним его, как следует. Надеюсь, среди вас нет слабаков, способных упасть в обморок. Если кто окажется слаб в коленках, я лично займусь им по окончании дела и выбью позвоночник через голову! Черт возьми, что ты делаешь с каской? — кричит он на Малыша, который сдвинул ее на затылок так, что она напоминает еврейскую ермолку. — Как твоя фамилия?