Преподобный замолчал, чтобы отпить глоток воды. Толпа, следившая за каждым его движением, замерла в ожидании.
— Когда Рейка уволили, я какое-то время провел рядом с ним. Рейк был убежден, что с ним поступили несправедливо. Думаю, по прошествии лет тренер Рейк принял свою судьбу. Мне известно, как он переживал смерть Скотти Риордана. И я счастлив, что сегодня утром его положили в землю рядом со Скотти. Возможно, теперь этот город прекратит междоусобицу. Какая ирония! Человек, нанесший наш город на карту, во всех смыслах сделавший многое для его объединения, стал тем, против кого Мессина боролась десять лет кряду. Давайте же зароем боевые топоры, сложим оружие и заключим мир. Мы едины во Христе. И в нашем прекрасном маленьком городе мы также едины в Эдди Рейке. Спаси Господь нашего тренера. Спаси вас Господь.
Струнный квартет заиграл печальную балладу, не кончавшуюся десять минут.
Пусть на совести Рейка останется его последнее обращение. Пусть на совести Рейка останется его желание в последний раз манипулировать игроками.
Конечно, Нили не мог сказать ничего плохого о своем тренере, в такой момент особенно. Рейк принес извинения из могилы. Теперь он хотел, чтобы Нили, стоя перед всем городом, принял извинения и сказал несколько теплых слов от себя.
Когда Нили получил от мисс Лайлы записку, где его просили выступить и воздать хвалу тренеру, первой его реакцией было выругаться и спросить: «Почему я?» Среди питомцев Рейка хватало тех, кто был ему ближе, чем Нили. Пол посчитал, что таким образом Рейк заключал окончательный мир с Нили и командой 87-го года.
Вне зависимости от обстоятельств Нили не видел способа отклонить предложение. Пол вообще считал это невозможным. Нили сказал, что никогда прежде этого не делал, то есть вообще ни разу не выступал по такому поводу — ни при большом стечении народа, ни перед небольшими группами — и, более того, чтобы избавиться от этого поручения, он скорее предпочел бы сбежать под покровом ночи.
Пока Нили медленно пробирался между игроками, ноги казались ему необычно тяжелыми, и левое колено зудело сильнее, чем всегда. Не хромая, он ступил на небольшую платформу, заняв позицию у микрофона. Посмотрел на огромную толпу, взиравшую на него — и чуть не обомлел. Пространство между двадцатиярдовыми линиями и домашняя трибуна поля «Рейкфилд» на пятьдесят рядов вверх представляли стену из лиц зрителей, восхищенных видом их прежнего героя.
Нили оцепенел, не в силах бороться со страхом. Он боялся этого еще с утра и нервничал. Теперь он был в полном ужасе. Медленно разворачивая лист бумаги, Нили тянул время, чтобы прочитать слова, которые он писал и переписывал все утро. «Не смотри на толпу, — говорил он себе. — Не тушуйся. Эти люди помнят бравого квотербека, а не труса с дрожащим голосом».
С напускной уверенностью он выговорил:
— Я — Нили Крэншоу.
Нили сосредоточился, найдя подходящую точку перед собой на выставленной вдоль дорожки секционной изгороди, расположенную чуть выше голов бывших игроков и ниже первого ряда трибуны. Он решил, что будет говорить, обращаясь к этой точке на изгороди и не глядя никуда больше. Услышав собственное обращение к публике, Нили чуть-чуть успокоился.
— Я играл у Рейка с восемьдесят третьего по восемьдесят седьмой год, — сказал он.
Снова посмотрев в записи, Нили вспомнил поучения Рейка. Страх неизбежен, но не всегда вреден. Обуздай страх и научись его использовать. Само собой, по Рейку, это означало выбежать из раздевалки на поле и задрать первого встретившегося противника. Совет, не подходящий для прочувствованной речи.
Нили еще раз посмотрел на изгородь. Пожав плечами, он попробовал улыбнуться.
— Слушайте, я не судья и не священник. Я не привык говорить на собраниях. Прошу, будьте ко мне снисходительны.
Толпа с радостью простила бы ему все, что угодно.
Порывшись в записях, Нили продолжил:
— В последний раз я виделся с тренером Рейком в 1989-м. Я лежал в больнице. Прошло всего несколько дней после операции, и поздно вечером он тайком проник в мою комнату. Зашла медсестра, которая сказала, что он должен уходить, так как часы посещений окончены. Рейк объяснил вполне доходчиво, что уйдет, когда сочтет нужным, и ни минутой раньше. Медсестра попыхтела, попыхтела и ушла.
Подняв глаза, Нили увидел улыбающихся игроков. Улыбок оказалось много. Голос зазвучал увереннее, он постепенно справлялся.
— Я не разговаривал с тренером Рейком с финала чемпионата 87-го года. Теперь все знают почему. Случившееся оставили в тайне. Мы ничего не забыли — потому что это невозможно забыть. Так что мы держали это в себе. Когда тем вечером в больнице я поднял глаза, то увидел стоящего у моей постели тренера Рейка, и он хотел говорить. Прошло несколько неловких минут, прежде чем мы заговорили о том о сем. Он подтащил поближе стул. Мы разговаривали долго — так, как не говорили никогда. Вспомнили прошлые игры, старых игроков и многое из футбольной истории Мессины. Мы даже смеялись. Рейк хотел знать, насколько серьезна моя травма. Когда я ответил, что доктора почти наверняка убеждены, что я не смогу играть, на глазах Рейка появились слезы, и довольно долгое время он не мог говорить. Многообещающая карьера неожиданно завершилась, и Рейк поинтересовался, что я намерен делать. Мне было девятнадцать. Никаких идей у меня не было. Рейк заставил меня обещать, что я закончу колледж. Обещание, которое я не сдержал. В конце он завел разговор о финальной игре и принес извинения за свои поступки. Рейк заставил меня дать обещание, что когда-нибудь я прощу его. Второе обещание, которое я не сдержал до сих пор.
В какой-то момент Нили, не отдавая себе отчета, оторвал взгляд от записей и от точки на изгороди. Он смотрел прямо на толпу.
— Когда я опять смог ходить, оказалось, что занятия требуют слишком много усилий. Поступив в колледж ради игры в футбол, я неожиданно лишился этой возможности и понял, что не интересуюсь учебой. Через пару семестров я бросил колледж и проболтался несколько лет, стараясь забыть Мессину, Эдди Рейка и все прошлые мечты. Футбол — грязный мир. В досаде на всех я решил не возвращаться и постепенно вытравил из памяти то, что касалось Эдди Рейка.
Месяца два назад я услышал, что Рейк очень болен и, вероятно, не выживет. Прошло пятнадцать лет с того вечера, когда я в последний раз ступил на футбольное поле, участвуя в проводах моего номера. Как и все присутствующие здесь игроки, я почувствовал неодолимое желание вернуться домой. Вернуться на поле, где однажды мы владели миром. Я знал, что должен буду вернуться, когда он умрет. Независимо от моего отношения к тренеру Рейку я был обязан проститься. И наконец искренне принять его извинения. Следовало было сделать это раньше.
На последних словах голос Нили дрогнул. Схватившись за подставку, он замолчал и бросил косой взгляд на Силоса и Пола. Оба кивнули, как бы говоря «Продолжай».
— Сыграв в команде Рейка, ты оставался с ним навсегда. Ты слышал его голос, видел лицо, тебе недоставало его улыбки или его одобрения. Ты вспоминал его треп и его нотации. Добившись жизненного успеха, хотел встретить его и сказать: «Привет, тренер! Слушай, что я сделал…» Хотелось поблагодарить Рейка, учившего нас, что успех — это не простая случайность. И извиниться за неудачу — потому что Рейк не учил проигрывать. Для него не существовало поражений, а ты нуждался в его совете.