На Кролике были защитного цвета штаны, мессинская зеленая футболка с длинными рукавами, зеленая шапочка, найденная потом за десять ярдов, и остроносые ковбойские ботинки. Когда беднягу подбросило, левый ботинок слетел и закувыркался в воздухе. Сидевшие на трибуне на верхних рядах клялись, что слышали, как у Кролика хрустнули кости.
Если бы Молния продолжил рывок, такая «контратака» не возымела бы никакого действия. Но парнишка растерялся, и едва он бросил взгляд через плечо, чтобы выяснить, кто или что попало ему под ноги, как тут же потерял равновесие.
До полной остановки Ллойд пахал землю пятнадцать ярдов. А когда поднялся на ноги у двадцатиярдовой линии, поле было желтым от флагов.
В то время как тренеры хлопотали над Кроликом, выясняя, звать ли медиков или священника, судьи быстренько отдали тачдаун «Грин-Каунти». Рейк пытался возразить, однако через секунду уступил. Рейк переживал случившееся остро, как все, и он беспокоился за Кролика, не шевельнувшегося после удара о землю.
Минут двадцать пострадавшего осторожно собирали в кучку, потом уложили на носилки и погрузили в карету «скорой помощи». Когда машина уезжала, десять тысяч болельщиков Мессины аплодировали Кролику стоя. Приехавшие из Грин-Каунти пытались осмыслить увиденное. Не зная, аплодировать или выражать неодобрение, они сидели тихо. Хоть бедный дурачок и казался мертвым, зато они получили тачдаун.
Признанный мастер мотивации, Рейк использовал, перерыв чтобы «накачать» своих бойцов.
— Кролик был тверже вас, клоуны! — рычал он защите. — Порвите им хоть что-нибудь! Сыграйте хотя бы за Кролика!
Мессина легко выиграла встречу, сделав три тачдауна в последней четверти.
Кролик тоже спасся, хотя и сломал ключицу. У него треснули три позвонка подряд, но в целом полученный удар оказался не смертельным, и те, кто знал прежнего Кролика, утверждали, что его мозг не получил новых повреждений. Нечего и говорить — Кролик сразу же превратился в героя. На очередном ежегодном футбольном банкете Рейк вручил ему кубок за лучший силовой прием года.
Кончились сумерки, и с наступлением темноты фонари стали ярче. Глаза мало-помалу свыклись с наполовину освещенным пространством «Рейкфилда». На дальнем конце трибун из темноты материализовалась другая небольшая группа старых «Спартанцев». Их голоса были едва слышны.
Открыв еще пива, Силос немедленно осушил половину бутылки.
Бланшар Тиг задал вопрос:
— Нили, когда ты в последний раз видел Рейка?
— После первой операции, через два дня, — сказал Нили.
Все промолчали. Он говорил это впервые. Его рассказа до сих пор не слышали в родном городе.
— Я лежал в больнице. Сделали операцию, предстояло еще три.
— Непреднамеренная грубость, — пробормотал Коуч, как будто Нили нуждался в оправданиях.
— Да уж, — кивнул Эймос Келсо.
Нили вполне представлял, как, собираясь в кофейнях на Мейн-стрит, они с унылым видом вновь и вновь смотрели повтор заведомо позднего и грубого сноса, уничтожившего карьеру их всеамериканского героя. Медсестра сообщила, что еще не видела столь проникновенного сочувствия: цветы, визитки, шоколад, воздушные шары и поделки от целых школьных классов. Все — из маленького городка Мессина, находившегося в трех часах езды от больницы. Впрочем, за исключением родителей и тренеров из «Тека» Нили отказывал посетителям. В больнице он страдал восемь нескончаемых дней, поглощая столько болеутоляющего, сколько позволяли врачи.
Рейк проскользнул к нему как-то вечером, когда давно прошли часы, отведенные для визитов.
Потягивая пиво, Нили сказал:
— Рейк хотел поднять мне настроение. Ободрял и говорил, что колено починят. Хотел бы я верить.
— Он вспоминал финал 87-го? — спросил Силос.
— Мы и об этом тоже говорили.
Все примолкли, вспомнив ту игру и многочисленные загадки, с ней связанные. Тогда Мессина завоевала последний из титулов, и одно это давало богатую пищу многолетнему анализу. Проиграв со счетом 31:0 первую половину встречи, в которой их зажала и придавила силовой опекой команда Ист-Пайка, значительно превосходившая классом, «Спартанцы» вышли на вторую половину без Рейка. При этом они играли на поле «Эй-энд-Эм», где на трибунах сидело тридцать пять тысяч фанатов, ждавших развязки. Рейка не было. Тренер появился не раньше конца последней четверти.
Правда о том, что тогда произошло, оставалась похороненной все пятнадцать лет, и, по-видимому, ни Крэншоу, ни Силос, ни Пол, ни Колпак Тейлор не собирались говорить на эту тему.
Нили не сказал, что в больнице Рейк принес ему извинения.
Попрощавшись, Тиг и Коуч небыстро затрусили в темноту.
— Ты ни разу сюда не приезжал? — спросил Эйгер.
— Нет, после травмы нет.
— Почему?
— Не хотел.
Колпак по-тихому уговаривал пинту чего-то гораздо более крепкого, чем пиво. Он сначала отмалчивался, а когда заговорил, язык почти его не слушался:
— Поговаривают, вы сильно ненавидели Рейка.
— Это неправда.
— А он ненавидел вас.
— Рейк никогда не умел общаться со звездами, — сказал Пол. — Мы все об этом знали. Если ты собирал слишком много призов или много рекордов, Рейк начинал ревновать. Ясное дело. Поэтому он гонял нас как собак. Хотел, чтобы каждый стал великим игроком. Но если парням вроде Нили доставалось много внимания, Рейк завидовал.
— Трудно поверить, — хмыкнул Коротышка Орли.
— Так оно и было. И потом, он считал нужным делать подарки лучшим колледжам. К примеру, Рейк хотел отдать Нили в «Стейт».
— А меня в армию, — сказал Силос.
— Счастье, что ты не сел в тюрьму, — заметил Пол.
Силос фыркнул:
— Дело пока не закрыли.
К воротам подъехала еще одна машина. Остановившись, водитель погасил фары, но из машины никто не вышел.
— Тюрьма — это не круто, — сказал Колпак, и все дружно засмеялись.
Нили заметил:
— У Рейка были любимчики. Но я к ним не относился.
— Тогда почему ты здесь? — спросил Коротышка Орли.
— Сам не знаю. Думаю, по той же причине, что и вы.
В первый год учебы в «Теке» Нили съездил в Мессину на домашний матч «Спартанцев». На церемонии, устроенной в перерыве матча, проводили в почетную отставку его 19-й номер. Овация не кончалась и не кончалась, зрители аплодировали стоя. В итоге первый удар задержался на несколько секунд, что обошлось «Спартанцам» в пять ярдов и побудило тренера Рейка, выигрывавшего 28:0, разразиться дежурным рыком.
Игра оказалась единственной виденной Нили после отъезда из города. Через год он попал в больницу.
— Когда успели сделать бронзовый памятник Рейку? — спросил Нили.
— Спустя пару лет после того, как его уволили, — ответил Эйгер. — Деньги собрали болельщики. Они нашли десять тысяч долларов и оплатили бронзу. Хотели подарить Рейку перед началом игры. Рейк отказался.
— Значит, он больше не ходил на стадион?
Эйгер махнул рукой в сторону холма, лежавшего за зданием раздевалки на некотором удалении:
— Вроде. Перед каждой игрой он выезжал на Каррз-Хилл и останавливался на одной из тех гравийных дорог. Они с мисс Лайлой сидели там, слушали радиорепортаж Бака Кофи и смотрели игру. Далековато, чтобы видеть подробности. Но так Рейк давал городу понять, что следит за событиями. Отыграв половину встречи, команда поворачивалась к холму, пела боевой гимн, и Рейку махали руками все сидевшие на трибунах десять тысяч.