— Как насчёт неявных деталей? Расскажешь ли ты мне немного больше, пожалуйста? — бесстыдно умоляла я с зарождающимся ужасом, что только что потеряла всякую надежду когда-либо испытывать потребность в другом мужчине.
Он усмехнулся и взял мою руку, направившись назад в Пурпурную комнату. Флеминга не было нигде видно.
— Вот пример, который ты сможешь понять. Ты сказала, что приехала сюда 24 августа 2011 года.
— Да, — выдохнула я, ожидая чего угодно, начиная от звука Боинга-777, исходящего из его рта, до ещё большего акцента Британских авиалиний.
— Ну, я очень живо помню, чем занимался в тот день, — он потянул меня дальше в лабиринт. — Было семьдесят шесть градусов по Фаренгейту (~24°С). На завтрак у меня был омлет и четыре ломтика бекона, запечённый на гриле дикий лосось на обед в ресторане "Рингсайд", который стоил двадцать восемь долларов, и спагетти с мясными шариками на ужин. Я сделал четырнадцать деловых звонков, послал сто семнадцать электронных писем и прочитал газету, из которой узнал, что в Китае завершились летние олимпийские игры, и судья Каплан из Окружного Орегонского суда вынес постановление местной компании в вопросе нарушений в лесозаготовке, — он повернул в ряд 422 и потянулся к полке номер шестнадцать за книгой по юриспруденции. — Страница сто двадцать семь, третий параграф сверху, — он подал мне книгу.
Я пробежалась глазами по тексту и вот оно! Заключение судьи Каплан, стенограмма. Думаю, я только что испытала оргазм. Оргазм моего головного мозга.
— Проклятье! Ты совершенно прав! В тот день, когда я прилетела, я купила газету, и так часто перечитывала её на протяжении многих лет. Я помню новости о летних олимпийских играх, только за единственным исключением, что ты прочитал это лишь однажды, — я решила откопать эту газету позже в своём шкафу и снова её прочитать.
— Именно поэтому я выбрал эту дату. Я подумал, что это бросится тебе в глаза. И, конечно же, ты знаешь, что в этот день я купил свой дом. Должно быть, я знал, что ты приедешь.
Он не пытался быть романтичным. Он сообщил это своим обычным способом излагать факты. Но это было самым интимным признанием о его чувствах, которое он сделал. Я не смогла устоять. Я обвила руками его шею, потянувшись к его губам, словно они могли успокоить этот интеллектуальный огонь. Но они лишь добавляли ещё больше горючего в него.
Он рассмеялся.
— Мой дом заводит тебя?
— Нет, ты заводишь меня.
— Элиза, полагаю у тебя фетиш на мужчин со странными мозгами.
— Да, мне действительно кажется, я таковой имею.
— Безусловно, милости прошу.
Он снова прильнул к моим губам, но теперь я вновь была начеку. Я хотела знать больше. Было что-то в том, как он говорил, намекая на проклятие, следующее за благословением.
— Ты сказал, что ты также помнишь каждую эмоцию.
Я попала в нечто, поскольку тектонические плиты в его глазах переместились. Теперь я поняла секрет, который скрывался за этими глазами. Они раскрывались и впитывали и изменялись, потому что он одновременно проживал в нескольких местах и в нескольких временных измерениях.
— Да, я помню эмоции, — его слова были осторожными, его голос звучал жестче.
Я понимала, что в моём распоряжении всего несколько минут, возможно, даже секунд, прежде чем его неожиданное откровение закончится.
Из тысячи вопросов я выбрала наиболее важный.
— Ты когда-нибудь забываешь?
Он улыбнулся, но ямочка на его щеке так и не появилась, нежно прикоснулся пальцами к моей щеке. Он взял книгу из моих рук и не глядя, поставил её на место.
— Нет, Элиза. Я не могу.
— Никогда?
— Некоторые специалисты полагают, что с годами это пойдёт на убыль. Но начиная с возраста семи лет, когда мы впервые обнаружили это, я не заметил никаких изменений.
Его голос затих, стал печальным, как будто воспоминания всех его тридцати пяти лет тяготили его. Независимо от того, насколько удивительным я находила его мозг, до меня только что дошло насколько, должно быть, это было страшное наказание.
— Ты бы хотел забыть?
Он улыбнулся.
— Некоторые вещи — да. Другие — к примеру, то, как ты смотришь на меня прямо сейчас — нет.
Я прильнула к нему и нежно погладила его щетину.
— А вещи, которые ты хотел бы забыть? Это то, что заставляет тебя испытывать подобное напряжение? — рискнула я копнуть глубже.
Как по команде, его плечи превратились в камень. Он закрылся. Моё время истекло.
— Пошли, — сказал он. — У нас миллион книг, один с эйдетической памятью и один нетерпеливый ученый, который хочет прочитать их все. Нагрузи меня работой, — он оставил лёгкий поцелуй на моих губах.