тоне.
–Солнышко, не сердись. Я тебе сейчас всё
объясню. Я здесь случайно. Меня здесь уже нет.
Подтверждая слова действием, Алексей
Сергеевич схватил с подоконника цветок и,
спрятав голову в листве растения, запрыгал в
сторону коридора:
–Я исчезаю.
Обескураженная поведением гражданского
мужа Полина Семёновна, икнув, спросила:
–Ты, сволочь, куда поскакал?
–Домой, конечно же, домой!
–Я так и знала! –вскипела Полина Семёновна.
–Я так и знала. К бывшей, сволочь, собрался. У
тебя опять там дом. А сюда ты, значит, за цветком
для этой поганки зашёл. Сожрал весь борщ и
исчезаешь. А ну, поставь гербарий на место!
–К какой бывшей? К какой бывшей? Из них… – стал заикаться Алексей Сергеевич. –Тебе вообще
какие-то калеки звонят. Я же молчу.
–Какие калеки? –переспросила Полина
Семёновна.
–Ясно какие. Покойники, –съязвил Алексей
Сергеевич.
–Понятно… Давай раздевайся и скачи в
кровать, лягушонок. Завтра разберёмся.
–В общем, так, –Алексей Сергеевич взлохматил
листву на растении, –завтра идём разыскивать
твоего калеку. По приметам. А приметы такие: во-
первых, он, как и я, сурдолог, во-вторых, покойник,
и самое главное –у него нет гражданской жены – Полины Семёновны. И вообще пора мне отдохнуть.
В Америку поеду…
…Открыв глаза, Илья посмотрел в окно.
Город стряхивал остатки короткой ночи.
Лена, свернувшись клубочком, безмятежно
похрюкивала на краю дивана. Женский храп
нервировал пса. Вероломно захватив основную
часть кожаной мебели и явно претендуя на
оставшуюся, он время от времени тихонько
рычал и лягал хозяйку.
«Глумление порождает неотвратимое
желание –поквитаться», –подумал Илья,
взглянув на девушку, и через минуту тазик, до
краёв наполненный холодной водой, уже парил
над головой Лены.
Предвкушая триумф, пристав тем не менее
полноценного удовлетворения от злорадства не
получал. Беспокойство одолевало мстительную
душонку, и оттого он терзался вопросом «лить или
не лить».
Размышление о целесообразности обливания
прервал голос хозяйки.
–Ты ещё здесь? –девушка посмотрела на
тазик. –Тренируешься?
–Да, –кивнул Илья, и движение головы
повторил таз.
И тут пристав понял, что кто-то кого-то сейчас
укусит. Глядя на оскал, он даже догадывался, как
это будет больно. Ставить прививки от бешенства
не хотелось. Ища слова примирения, молодой
человек забыл про таз, и тот, не гнушаясь законом
всемирного тяготения, незамедлительно оказался
на голове Лены, издав характерный звон.
–Что-то я у вас загостился. Пойду, пожалуй. А
то рыбки не кормлены, да и вам надо с мыслями
собраться, –Илья приподнялся.
–На место.
–Как скажешь.
Завтракали в полной тишине. Допив кофе,
хозяйка первой нарушила молчание.
–Глаза б мои тебя не видели, но нам надо кое-
что обсудить.
–Я так же рад нашему знакомству. Часа в два
буду, –гость встал из-за стола.
–А волшебное слово? –скорей печально, чем
требовательно произнесла девушка.
–Перебьёшься.
Поставив машину на газоне, среди цветов и
кирпичей, Илья подошёл к сослуживцам.
–Хоттабыч на месте? –спросил он, пожимая
протянутые руки.
–Сейчас будет. Разве не слышно?
И действительно, дикий рёв мотора сотрясал
округу, повергая в ужас всё живое.
Спустя минуту из-за угла, не сбавляя
скорости, вывалился механизм, отдалённо
похожий на автомобиль. На капоте со стороны
пассажирского сидения моргала приколоченная
гвоздями фара от танка. На крыше надменно
возвышалась перебинтованная изолентой
мигалка, экспроприированная ночью у сиротливо
стоящего в центре города автомобиля ГИБДД с
мирно спящими полицейскими.
В чреве «Ада Малины», а именно так сотрудники
называли это чудо техники, с вытаращенными
глазами и распухшими ушами тряслись Владимир
Филиппович и его водитель Никита.
Автора этого уникального агрегата мало
интересовал комфорт, поэтому в дороге просто
необходимы были специальные средства, оберега-
ющие водителя с пассажирами от сотрясения мозга.
Хоттабыч, не сомневаясь в наличии у себя
мозгов, дорожил ими, потому в дорогу брал две –три
пуховые подушки.
Не доезжая ста метров до подразделения,
водитель убрал ногу с акселератора и заглушил
мотор.
Поскольку тормоза «Ада машины» вышли из
строя сразу после выезда за пределы территории
завода и восстановлению не подлежали,
останавливать её приходилось за счёт внешних