И ночь… Лети, звезда, в раздвинувшемся небе. Ты видишь: все страдает, и все разлучено, и ты, в запечатленном круге, — одна.
Вот над стеною ночного леса взмыла черная птица, и пронеслась, и слилась с палою тенью. Еще слышу ее хриплый зов… Вся темь чревата тоскующими тенями.
Мне жалко бабочки. Она проснулась зимой и умерла без солнца. И ласточки стрельчатой: ее голый птенчик рано выпал на немилостивую землю.
Майский жук, гудя, ударился жесткими крыльями о мою грудь. Он глупо упал в серую пыль. Мне жалко жесткого майского жука.
И черный камешек у волн мне люб, соленый, мокрый и обточенный… Что любо — жалостно.
Как бьется твое сердце, четко, страшно! Тебя мне жалко: ты часто плачешь и в слезах и муке ищешь Бога. Но ты умрешь.
О, милый брат, молчу, молчу!.. Проснулся враг — и стиснула сердце Жалость. Растет, собою питается и полнеет, распирает сердце… И чует сердце спасительно: вот не вынесет напора, вот зальется крутящимся смерчем…
Забыть нужно, скорей забыть тебя, и птенчика, и одинокий камешек, — и новому отдаться. Скорей, скорей, спасительная измена!..
Но круг сомкнут…
Ищу заглянуть в твои глаза. До дна ищу заглянуть в твою близкую душу.
Моя душа в своей тюрьме смутилась… Открой мне заповедные окна твоей души!
Прозрачен хрусталь твоих блестящих глаз, но дна твоей души мне не сыскать!
О, милый брат, нас двое, — нас двое!
Моя любовь желала пылать купиною неопалимою. Но чуждый демон страсти и смерти дохнул над нею. И стал ее пламень опаляющим и алчным; столь ненасытимым, что еще до отгорания своего покидает он ущербные пожарища — дальше стлать горе голодной любви.
Сердце болит… Сердце очень болит в груди.
Выйду на распутье четырех широких улиц и стану на перекрестке…
Гляжу вокруг и плачу, и руки протягиваю. Руки дрожат от боли в сердце. И говорю проходящим людям — четырем чернеющим рекам:
— Утешь меня! Утешь меня тот, кто не обидел никого больного, кто никого не пожалел больно… Утешь меня, кто цел и целит, потому что сердце мое болеет, мое сердце очень болит в груди…
Все шли. На мой зов опускали глаза. Четыре реки текли. Я же все стояла, взывая…
Мне кажется, это было не сном, но памятью никогда не случившегося и более настоящего, нежели все случающееся.
Свет светится ровный, мягкий, бледно-золотистый. И не знаю, откуда он льется; телом его не чувствую и, куда повернуть голову, чтобы сыскать его, — не знаю. Он же полнит, неподвижный, все вокруг, — и душу, и глаза. Радостно, благоговейно откликается ему сердце. И словно ищу кого-то, по ком-то оглядываюсь, вздыхаю, — и легок вздох в груди.
В том свете осеннем стоит береза, легкая, как тень. На ней мало листьев, и те, что остались, просветились, золотисто-зеленые. Так тихо, едва заметно, она трепещет, словно робея и робко радуясь…
И под березой — мальчик, весь вытянувшись, прижался к серебристому стволу. Едва заметно, трепетными вздохами вздымаются узенькие ребра. Голова откинута на тонкой шее. Длинные, тонкие пряди волос светятся. Испитое лицо прозрачно, и два больших глаза голубеют очень чистою, холодною голубизною северного неба. И нет в них боли, и нет в них света!
Страшусь взглянуть вслед слепому взору, но душа угадывает вверху желанное солнце — чистую лампаду, что льет свой свет на блеклый луг, на осеннюю березу и слепого мальчика…
В мои прикрытые глаза вперился взгляд пронзительных глаз, янтарно-огнистых, ведущих, и стал неотвратимым упором. Мое сердце, пронзенное жалом, вспомнило — и стиснулось жадною судорогой в груди. И глаза открылись еще раз, послушные зову змеи.
Из корней березы выросла изумрудная змея, тремя сверкающими кольцами обвила серебристый ствол и стан слепого мальчика.
Тогда все мое сердце наполнилось несказанным ужасом и болью несказанной любви; и руки тянулись помочь. Но янтарный взгляд змеи сковал любовь в моем сердце…
И совершилось чудо: висевшая бессильно рука мальчика поднялась к плоскому темени змеи, лаская ее, и жало змеи лизало детский рот.
В смертельной тоске непонятного мои руки покрыли лицо, и заструились жгучие слезы…
И были те слезы одни земною правдою в моем неземном сне, потому что текут они и теперь из моих глаз перед тайною неоткровенной слепого взора и взора змеиного.