— А ты откуда знаешь?
— Болеслав говорил.
— А кто он?
— Брат Ванды, тоже начальником на кордоне… А Ванда такая отчаянная! — Глаза Недоли засверкали, весь он преобразился. — Видели красный стяг на доме пана Кравецкого? Ведь это она повесила мой подарок, красный платок…
Если вначале у Байды были сомнения, верно ли он поступил, что захватил с собой главаря перебежчиков, то теперь они совершенно рассеялись после этого разговора.
— А что еще говорил Болеслав? — осторожно спросил Байда, боясь вспугнуть откровенность юноши. — Он знал, что ты собираешься к нам бежать?
— Знал. Советовал и Ванду забрать, а она не хочет, боится, чтобы из-за нее не пострадал брат…
— А что ему могут сделать? Он же, говоришь, офицер.
— Там есть одни шандар… Надпоручик Морочило. Такая собака, все принюхивается да с каким-то немцем водится. Шиц или Шмиц… Ванда знает. Рассказывала, что как-то они с Морочило к пану Кравецкому притащили рыжеватого парня. Потом уехали одни, а куда девался тот парень, никто не знает, даже Болеслав. Может, к вам ушел.
— А ты давно в Лугинах живешь?
— С детства, а потом работал в Ольховом у Фишера. После одного дела пришлось бежать. Я еще тогда собирался к вам, да вот из-за Ванды…
О чем бы ни говорил Недоля, каждый раз возвращался к Ванде. Видно, тяжело переживает разлуку с ней.
Ни на промежуточных станциях, ни в Збручске, куда они приехали около полуночи, в отделения НКВД никаких донесений от нарядов не поступало. Раздобытые сведения из случайного разговора с перебежчиком многое проясняли в происшедших за последние месяцы событиях на границе. И политрук поспешил со своим спутником в штаб отряда, еще не зная, что его поисковую группу уже разыскивают по всем направлениям.
Получив сообщение Байды, что тот уходит с тревожной группой на преследование нарушителя границы, Кольцов немедленно доложил коменданту о создавшейся обстановке, попросил помощи. Капитан Птицын по всем направлениям своего участка выслал наряды из резервной заставы, создав как бы второй эшелон, и позвонил Кузнецову.
— Немедленно поезжайте в Лугины, подключите в помощь пограничникам группы содействия ближайших сел и переходите всеми заставами участка на охрану по усиленному варианту, — приказал начальник отряда, — Прорвавшегося нарушителя найти, не допустив его прорыва обратно.
— Политрук Байда, как доложил начальник заставы, уже вышел с поисковой группой к железной дороге в районе Колокольни.
— Держите связь с линейными отделениями НКВД. На месте выясните и немедленно доложите все обстоятельства и последствия вооруженной провокации со стороны Польши для доклада Москве… Завтра утром буду в Лугинах…
Прибыв на заставу, Птицын узнал, что от Байды никаких сведений не поступало.
— Как вы могли допустить, старший лейтенант, такую партизанщину? — обрушился он на Кольцова. В возбужденном состоянии комендант начинал растягивать слова, заикаться, от этого еще больше возбуждал себя и не стеснялся в крепких выражениях: — И где этот баламут? Да еще захватил с собой главаря перебежчиков! Кто знает, что он за человек? А если это маневр вражеской разведки?
— Но у него убит отец! Его знают многие жители, а с его отцом служил Симон Голота… — пытался оправдать действия политрука Кольцов. — Да и принимал он решение самостоятельно, со мной не советовался. И мне кажется, что поступил он правильно: свою вину мы сами должны искупить…
— Вот и будешь искупать, когда прибудет особая инспекция. А сейчас звони во все отделения НКВД железной дороги. Не мог политрук не обратиться к ним за помощью…
День прошел в хлопотах. Из беседы с перебежчиками Птицын выяснил причины и обстоятельства вооруженной провокации. Обнаружить местонахождение Байды Кольцову не удалось, и он снова выслушивал упреки коменданта в нерасторопности, в неразумной самодеятельности…
— Вот всыплют вам с политруком и мне с вами за компанию, тогда почувствуете!..
А тем временем Кузнецов и Шумилов, получив поздней ночью донесение от Птицына, отправились к начальнику УНКВД: надо было согласовать вопросы взаимодействия маневренной группы с работниками внутренних органов охраны тыла. И когда они за полночь возвратились в штаб отряда, там уже сидел Байда со своим спутником.
— Ты почему здесь? — набросился Шумилов на политрука. — Почему на заставе до сих пор не знают о местонахождении и действиях твоей группы?
Вытянувшись перед комиссаром, политрук пытался что-то объяснить, но от утомления то ли от обиды язык еле поворачивался, и бормотал он что-то нечленораздельное.