«Посетите расположенные на севере в горах развалины Рампура. Будьте там завтра в полдень. Кое-кто желает с вами поговорить. Наедине».
Да, Шарме пришлось потрудиться, чтобы передать послание Мэлоуну. Президент явно строил планы отправить своего американского друга на загадочное свидание — именно из-за этого и пригласил его в страну, — однако не хотел никоим образом быть замешанным в этой истории.
Как характерно для Шармы. Он был другом США, но никто во всем мире, кроме нескольких людей с допусками к самой секретной информации, о том не ведал. Для остальных он являлся деспотичным лидером мало кого интересующего государства, и лишь те посвященные знали, что вот уже много лет Юсуф Шарма снабжает западные спецслужбы отборными разведданными по Центральной Азии. У него была прекрасно развитая шпионская сеть в разных странах, а в качестве цены за услуги Шарме дозволялось руководить государством, как ему угодно. Было у него и еще одно преимущество: хоть он периодически и строил всяческие козни против значительно более крупных соседних государств, пока ему все сходило с рук. У лидеров соседей были более важные заботы, нежели связываться с гавкающей моськой.
И вот теперь эта записка.
Что же задумал Шарма?
Встав спозаранку, Мэлоун начал готовиться к поездке на север. В американском посольстве он раздобыл машину и карту автомобильных дорог, изучив которую обнаружил, что до Рампура около двух часов езды по одной из самых высокогорных местностей в стране. Дорога из столицы вилась мимо вершин, через узкие перевалы, на которых снег лежал даже в это время года — в августе. Многие обрывы были усеяны, словно сотами, входами в пещеры.
Ехал Мэлоун неторопливо, постоянно поглядывая назад — нет ли слежки. Из окна он видел деревушки, приютившиеся в зажатых горными вершинами плоских долинах. Почти всюду еще тлели костры, на которых прошлой ночью народ в едином порыве сжигал книги.
Наконец он добрался до Рампура.
В посольстве Мэлоун выяснил, что многие пытались предъявить права на это место: бактрийцы в первом веке, арабы в седьмом, турки в десятом, а потом в разное время монголы, афганцы, русские и Советы. Сам Александр Македонский осаждал стены города. В наши дни поросшие лесом склоны окрестных гор и близлежащие долины находились в собственности правительства — об этом предупреждал знак, который встретился Мэлоуну несколько минут назад. Впереди прямо у проезжей части была прибита к столбу еще одна табличка, которая категорически запрещала проход на территорию разрушенного города. Но у Мэлоуна имелось приглашение, поэтому он спокойно выбрался из машины на свежий разреженный воздух, не забыв при этом сунуть в наплечную кобуру под курткой штатный «магеллановский» «глок». Он знал, что в этих горах легко можно столкнуться с диким кабаном, бурым медведем и снежным барсом. Однако больше, чем диких зверей, Мэлоун опасался вооруженных автоматическим оружием двуногих хищников.
Усеянная камнями тропинка, петляя, уходила вверх, и чтобы по ней подняться, требовались определенные навыки если не альпиниста, то, по крайней мере, человека, привыкшего лазать по горам. Где-то вдалеке ворчал гром. Мэлоун остановился отдышаться и полюбоваться снежными вершинами на далеком горизонте.
Очередной знак сообщал, что впереди находится археологический памятник и вход на его территорию запрещен. За знаком пряталось бессмысленное нагромождение лежащих друг на друге известняковых плит, некогда составлявших стены и башни города. Здесь и там между выветрившихся обломков рос группками колючий кустарник; кое-где унылый пейзаж расцвечивали яркие летние ирисы и эдельвейсы. Никаких следов недавних археологических раскопок Мэлоун не заметил. Вся эта пустынная местность, окруженная нависающими скалами, казалась давным-давно покинутой.
Он посмотрел на часы.
До полудня оставалось три минуты.
— Мистер Мэлоун, — раздался мужской голос.
Агент замер и сунул руку под куртку, где покоился «глок».
— Насколько мне известно, вы говорите на этом языке, — продолжил мужчина по-арабски.
— У вас верная информация.
— Еще я слышал, на вас можно положиться.
Мэлоун знал, что понятие чести, как бы его ни извращали, очень важно для жителей Центральной Азии.
— Я стараюсь.
В двадцати футах впереди на тропинку шагнул мужчина. Он был высок, не меньше шести с половиной футов, с кожей оливкового цвета. На долговязой фигуре мешковато болтался потрепанный белый халат. Лоб избороздили морщины, прямые, точно проведенные по линейке. Тусклые серебристо-серые волосы и борода свисали нечесаными космами. Венчал голову черный тюрбан. При ходьбе мужчина прихрамывал и опирался на длинную палку.