Неделя вторая.
— Вы, кучка уродов! — кричала группа мужчин.
Мы пошли в клуб, пытаясь найти какое-то подобие нормальной жизни. Группа мужчин решила присоединиться к нам за столиком, но после одной попытки потанцевать с нами они сделали вывод, что мы фрики. Когда их руки пытались поймать нас, мы вздрагивали. Когда они пытались зажать нас телами, мы уклонялись. Мы не из таких девушек. Мы ненормальные.
— Эй, — прорычала Женевьева. — Трахни меня.
— Я не буду трахать тебя, если ты не заплатишь, — один из парней засмеялся.
В груди болело, я поставила напиток, который держала в руке, и начала протискиваться через толпу, стремясь уйти. Через некоторое время я почувствовала свежий воздух, который обдувал мое лицо; вздохнула. Мое тело было ослабленным, давая понять, что я была на грани. Я просто хочу вернуться к нему. Не имеет значения, как сильно они пытаются убедить меня, что я не нуждаюсь в Уильяме - они ошибаются.
— Привет.
Я повернулась и увидела молодого парня из компании, которая стояла возле меня. У него были светлые волосы, коричневые глаза, и он был примерно шесть футов ростом (прим. ред. - 180-182 см.).
— Привет, — пробормотала я.
— Я извиняюсь за то, что они здесь натворили.
Он что, серьезно? Сомневаюсь в этом.
— Я уже должна идти домой, — сказала я.
— Слушай, — говорит он, вставая передо мной. — Мне искренне жаль. Они могут быть полными задницами.
Я смотрю на него, и, кажется, он говорит правду.
— Все в порядке.
— Могу я тебя кое о чем попросить? Ты выпьешь со мной чашечку кофе?
Я сомневалась, правда не хотела идти и делать вообще что-либо, что могло помешать мне прийти домой и свернуться калачиком на своей кровати. Но мы пытались жить нормально, насколько это возможно. То правило, о котором сказала Мэри.
— Х-хорошо. Возможно одну.
Он засиял, словно фонари на дороге.
— Мы будем тут, справа, твои подруги смогут найти тебя, когда захотят.
Я кивнула и последовала за ним в маленькую, тихую кофейню. Мы сели за небольшие круглые столики, которые располагались на улице. Я пробежала пальчиками по красно-белой клетчатой таблице.
— Так, расскажи мне о себе?
Я посмотрела на него.
— Эм, ну, меня зовут Эмелин.
— Ну, это, конечно, хорошо, — он улыбнулся. — Я Тим.
— Ах, хорошо.
— Чем ты занимаешься по жизни, Эмелин?
— Я... Да ничем в принципе.
Он кивнул, словно немного задумался.
— Это хорошо. Как ты веселишься?
— Эм, ну, я люблю наслаждаться отдыхом на пляже.
— Оу, я тоже, — ответил он. — Я ходил туда, когда еще был ребенком.
Следующий час Тим снова и снова рассказывал о себе. Я из последних сил пыталась выдержать все это. Парень оказался самовлюбленным.
Это на самом деле заставило думать, насколько же прекрасным был Уильям.
Я очень скучала по нему.
***
Тринадцатая
Неделя третья.
— Она подавлена, — прошептала я Рейгн.
Мы смотрели на Двенадцатую, которая медленно, но верно шла на дно. Она закрылась сама в себе от всех нас, стала больше спать и мало кушать. С трудом говорила и иногда не могла связать и двух слов. Я не знаю, как долго она будет оставаться в таком состоянии. Двенадцатая замкнулась в себе, и все видели, что мы теряем ее.
— Я не знаю, что уже делать, — прошептала Рейгн в ответ.
— Как и я.
Я вздыхаю от чувства беспомощности. Последние две с половиной недели были сложными. Мы еле научились жить нормальной жизнью. Часто видились с Мэри и, не смотря на то, что она помогала нам понять смысл нашей жизни, мы чувствовали что просто не вписываемся в неё. Все что мы делали — пытались. Люди смотрели на нас, словно мы были странными, не похожими на них.
— Я потеряла работу, — Женевьева вздохнула, и села на диван рядом с нами.
Я посмотрела на нее. Она начала работать неделю назад, пытаясь наладить свою жизнь, следуя указаниям Мэри. Женевьева работала официанткой, но, вернувшись этой ночью домой, выглядела сердитой и готовой сорваться в любой момент. Она просто не могла справиться со стрессом.
— Что случилось? — спросила я.
— Они сказали, что я недостаточно общительна, а также, что я колючая и злая.
Я тряхнула головой. Они не понимали ее.
— Все будет хорошо, мы найдем выход из этого.
— Я чувствую, что выхода нет, — прошептала она, будучи гораздо более расстроенной, чем я когда-либо ее видела.
— Но есть же выход, — настаивала я.
Она покачала головой и замерла.