Между тем Вулфрик подошел к девушке и благодарно кивнул – Ты хорошо сражалась, дочь святой троицы, я благодарю тебя за помощь. Мы предлагаем тебе лекаря, еду и отдых, не побрезгуешь? – его глаза окинули её усталую фигурку взглядом. Илэн улыбнулась – Благодарю, вождь Волков, я принимаю ваш кров, меня тут топором отметили, надеюсь матушка Анэль заштопает?
- Проводите её! – велел он своим подручным, и девушка с облегчением пошла за ними к повозке целительницы.
Дживс и его сестра Алей подхватили Илэн под руки и помогли добраться до повозки травницы. Матушка Анель до пятидесяти лет была одним из солдат Троицы, но в одном из сражений встретила Лавеля, командира лучников племени Волка и поняла, что полюбила, вот так, на склоне лет. Их чувства были взаимны и Анель отпустили в мирское плавание. Их брак освятили и по обычаям Волков, и в часовне монастыря. Шесть счастливых лет супруги успели провести вместе, пока Лавель не погиб, обороняясь на одной из застав и прикрывая отход молодняка. Анель была безутешна и всю себя отдала исцелению болезных. Илэн частенько навещала её возвращаясь из рейда. Это было хорошей возможностью узнать все окрестные новости и получить лекарственные мази для патера Саймона.
Увидев Илэн в набрякшей кровью одежде матушка Анель разразилась ругательствами похлеще патера Ульриха на ристалище оружного боя.
-Бестолковая девчонка! Уже двадцать лет от роду, а всё спину себе не можешь прикрыть! Ульрих совсем расслабился и только в карты вас играть учит! Зелень криворукая! шипела она, как потревоженная гадюка, помогая девушке забраться в повозку и снять доспех и рубашку. Анель уложила послушницу ордена на широкую лежанку и стала готовить все для штопки раны. Илэн почувствовала, что отключается и не ощущает ни боли, ни слабости, только покой и умиротворение.
Когда она очнулась от забытья, вызванного сонной настойкой матушки Анель, то поняла, что лагерь двигается. Что же происходит, если Волки не остановились на ночлег, а продолжают свой путь к зимовьям, подумала девушка, досадливо скривившись от нахлынувшей дурноты.
Она попробовала пошевелить плечом, приподнять руку и с облегчением вздохнула, матушка залатала её на совесть. Илэн почувствовала жажду, казалось, что песок засыпали в гортань. Привстав на лежанке, она огляделась, в поисках кувшина с водой. И тут, возле столика с инструментами увидела бурдюк с водой и записку от матушки Анель.
«Отдыхай, малышка, я отправлю вестников в архив о твоем ранении, не вставай, швы разойдутся.» Илэн с улыбкой откинулась на лежанку. Как часто она мечтала, чтобы Анель была её матерью, но не судьба. А свою родную маму девушка не помнила совершенно. Единственное, что вспоминалось ей из детства это мамина колыбельная песенка, свежий и резкий запах лимонов с сахаром и мягкие мамины руки… Илэн подобрали монахи в возрасте четырех- пяти лет в погребе возле деревни, которую уничтожила Армада. Кроме малышки не уцелел никто. Каждый раз, когда девушка встречалась с головорезами из Армады - эти встречи заканчивались их смертью. Она стремилась не ранить, а убить, уничтожить, не оставляя им возможности выжить. Из всех хранителей архива именно она в каждой вылазке стремилась к тому, чтобы найти способ уничтожить их всех, раз и навсегда. Илэн верила, что сможет удалить Армаду с лица земли, как врач удаляет опухоль с тела больного. «Ищите и обрящите, просите и дано вам будет…» Истину говорят старые книги, думалось ей. А эту грязь жалеть нельзя. Недостойны они.
3 глава
Глава 3
«Когда мы заглядываем в свою душу, то видится нам красота и гармония, и всеобщее восхищение, и весь мир вращается вокруг нас, и как же страшно осознать, что это мечта, далекая и недостижимая, которая разбивается вдребезги осколками, а мир вокруг, страшный и недружелюбный, ждет нашего падения и смерти…»
патер Вилфриг «О защите душ своих»
Всё-таки жаль, что мой серый Хелл охромел, Шерз такой недружелюбный, так и клацает зубами по удилам и по моим нервам. И обеда жаль, сегодня Маурисья приготовила рагу с крольчатиной, пахло просто пальчики оближешь. Зато мне досталось несколько кусков пирога матушки Альберты. Когда они с Маурисьей объединялись, и на кухне воцарялся мир и покой, нашим трапезам могли завидовать и короли древности. Самая простая похлебка, каши, оладьи и пироги получались такими вкусными, что за добавкой стремился каждый нормальный христианин, ибо это не еда, а амброзия, восхищался патер Саймон, поглощая пирог с грибами и запивая яблочным сидром. Но, если наши поварихи начинали спорить из-за Тощего Сэма, то всё, пиши пропало, и поститься нам приходилось даже чаще, чем советовали наши каноны. Тощий Сэм был неоднократно бит стражей, за то, что морочит голову обоим поварихам, но изменять своим привычкам он не собирался. Альберта и Маурисья – были похожи: пышнотелые, красивые и добродушные женщины глубоко за пятьдесят. А Тощий Сэм – хилый мужичонка лет сорока семи-восьми, вечно голодный, из тех мужиков, что остаются тощими даже после многолетней и обильнейшей кормежки. «Не в коня корм!» - говорил патер Ульрих, с ехиднейшей усмешкой наблюдая за неловкими маневрами нашего отставного ухажера возле кухни.