II
Просыпаясь каждое утро, мы надеемся, что новый день будет лучше прежнего, что найдется новое решение проблем, и со временем все будет хорошо. Я спрашиваю себя, что такое истинная стойкость и выносливость – когда человек проявляет её единожды, в сражении, поражая всех своими подвигами, или в тихом, ежедневном рутинном труде, каждый день сражаясь с жизненными сложностями и упрямо не опуская головы перед ними. Побеждая не подвигом на поле боя, но постоянным трудом. Сдерживая свои слабости и не давая воли им, делая выбор в пользу совести, чести и правды, не допуская подлости, не сдаваясь обстоятельствам после очередного жизненного удара упрямо расправляя свои плечи и поднимая глаза на новую жизненную бурю.
Думала ли я, что мой путь может закончится в схватке с граппом? Да, это был возможный вариант развития событий. И ладно бы я прикрывала отряд младших послушников, а тут пьяный молодняк, несостоявшиеся насильники, которых я очень жестко проучила. Но жизнь не спрашивает нас, где и когда мы должны прикрывать гражданских. Мы просто делаем это, так как поддерживать мир – наша цель, спасать невинных – наша суть.
Это был не самый огромный из видимых мною ящеров, но я была одна, мне и его хватит. Мой единственный шанс –пробить артерию на горле или в паховой области, и лучше бы с одного удара.
Он молодой, вёрткий, близко не подпустит, захочет погонять добычу.
Как же тяжко ощущать себя добычей, которую, может в любой момент, прихлопнуть хищник тяжелой лапой…
Но я не была воспитана добычей. И пусть, с граппом мне один на один сталкиваться не приходилось, но как убить его, в теории, я знала.
Просто теория и практика, как любил говаривать патер Ульрих, совершенно различное дело. И оттого гонял нас на занятиях по подготовке до седьмого пота. Это давало мне небольшую надежду выжить.
Грапп перестал выжидать, и бросился на меня внезапно, зашипев и пытаясь достать меня своим длинным языком, слюна которого, попадая на кожу в большом количестве, могла парализовать. Я ушла от удара его пасти кувырком влево, не выхватывая сабли. Он тут же кинулся за мной, я подтянулась на ветке, запрыгнула на развесистый ствол дуба и достала ножной кинжал, тяжелый, острый, смазанный ядом черницы. Это была моя последняя надежда. Грапп со всей мощи ударил по стволу – я чуть не свалилась готовым пирожком в его разверстую пасть… Силен, гад, и голоден, кажется…
Его слюнявый язык успел обвить мою ногу и потащить меня к пасти… Вырываться из его тисков все равно, что тащить дохлую лошадь. И, в момент, когда он уже приготовился закинуть меня в пасть я изогнулась на бок и воткнула кинжал ему в пасть, выдрала клок языка. Он мотнул головой, визжа истошно от боли, но меня не выпустил, и я смогла вогнать кинжал в его шею. Фонтан дурнопахнущей крови запульсировал на его шее, яд действовал быстро. Ящер мотнул головой, и я, на полной скорости, ударилась о дерево. Вокруг меня сомкнулась темнота, милосердно принимая в свои теплые объятия.
4 глава
Глава 4
«Над страшною высотою
Девушка дивной красы,
Одеждой горит золотою
Играет златом косы.
Золотым убирает гребнем
И песню поет она
В ее чудесном пенье
Тревога затаена…»
Генрих Гейне «Песни Лорелеи»
За шатрами кочевого племени Куниц гремели барабаны, заливались песнью свирели и надсадно звенели струнами домбры – свадьба была в самом разгаре. Дочь вождя –Гречана, дева пятнадцати весен, высокая, красивая, сильная, лучшая охотница за пушниной среди молодняка, выходила замуж в племя Медведей. Два вождя праздновали союз семейный и военный, надеясь, что он поможет объединить два племени против Армады, которая в очередной раз собиралась проверить на прочность континент.
Гречану одели в богатое платье, вышитое золотой нитью и опушенное мехом соболя, ожерелье из крупных жемчужин покачивалось на ее груди. Длинные густые косы девушки распустили и тщательно расчесывали, готовясь заплести в свадебный убор. Но не было улыбки на бледном её лице. Строгое и холодное выражение, словно ледяная маска, казалось, намертво пристало к ее лицу. Глаза не искрились от смеха, на розовых губах не было улыбки.