— Какая мерзость! Как ты можешь все обгадить! Женщина — это святое!
— Какие теперь женщины, — печально произнес профессор, — нет женщин. Одна сплошная революция… Или секс. Люди двадцатого века, эти импотенты духа, назвали…
— Опять непонятно! — рассвирепел Саболыч. — Что, это, вы все сегодня, сговорились, что ли? Какие еще такие импотенты духа? Профессор, говори по-человечески!
— Профессор хотел сказать — недоумки… — раздраженно объяснил Викжель. — Продолжайте, профессор…
— Люди величайшее чувство, чувство, которое ведет к чуду, к появлению на свет нового человека, назвали сексом. Будто это вид спорта. Вроде гимнастики или метания молота.
— Викжель, зачем вы мне врали? — спросил я тихо.
— Я это делал искренне, — твердо ответил Антон Овсеевич, — от чистого сердца.
— Значит, все вранье? Про ваших многочисленных жен, про курицу?..
— А вы зачем врали? Какой-то сердобольный мясник, зарубивший топором человека на мясо…
— Не приставай к Андреичу, не то будешь иметь дело со мной, — вступил в разговор Саболыч, — а про мясника — всё правда. Хочешь, познакомлю? Вон он, друг мой сердечный, стоит за угловым столиком. Видишь вон того, со зверской рожей? Он и тебя запросто рубануть может… Ему ничего не стоит. Строгий человек! А уж если я его попрошу по старой дружбе… Сейчас как раз в Москве с мясом напряг… — он внимательно с ног до головы осмотрел Викжеля: — На фарш сгодишься…
— Не шути, Саболыч, — передернулся Викжель и опять повернулся ко мне: — Андрей Андреевич, не от хорошей жизни я согласился. Мне обещали… Ну, это не важно… Главное, я о вас ничего плохого не докладывал… И в этой неблаговидной роли, уверяю вас, можно оставаться порядочным человеком. Знаете, скольким я помог?..
— Викжель! Да ты, никак, стукач?!.. — охнул Саболыч и потянулся за костылем. — Да я тебя, падлу бацильную, удавлю! Ты у меня говно хавать будешь!
— Успокойся, Саболыч, — вступился я за Викжеля. — Ты ослышался. Налей лучше.
— Если что, Андреич, — пообещал Саболыч, — я его приморю, гада… Присосался, как клещ — как ни приду сюда, он тут как тут… Откуда ты взялся, хмырь холерный?..
Викжель без страха посмотрел в глаза Саболычу и сказал проникновенно:
— Лицо мне твое нравится, Саболыч, и человек ты хороший, душевный…
— Саболыч, а откуда ты с профессором знаком? — переменил я разговор.
— Учились вместе, — неохотно сказал инвалид.
Я посмотрел на бывшего ученого. Тот кивнул.
— В школе?.. — продолжал я расспрашивать.
— Да… в школе. Вернее, в университете, — ответил за Саболыча профессор, — а если быть совсем точным, то в университетах. Сначала в московском, где мы вместе учились на историческом, а потом — на Мокше, есть такая речушка в Мордовии… Леса там хорошие — вековые… Грибов там! Пропасть! И диссидентов…
— Он там мою ногу съел, — ляпнул вдруг Саболыч. Викжель отодвинулся от профессора.
— Я и мяса-то не ем! — возмутился ученый.
— Как же! Он не ест! Что я, не помню? Жрал, жрал ты мою ногу, сало по подбородку текло…
— Откуда сало? Ты посмотри на себя, заморыш! — вскипел профессор.
— Да из твоей ноги бульона путного не сваришь…
Мы выпили. Дружно закрякали, закряхтели… Водка была — сивуха сивухой… Закусили. Закурили.
И тут было нам видение. Будто время остановилось. Все замерло, как перед концом света…
Девушка, почти девочка, с растрепанными волосами, блуждающими прекрасными глазами в грязном разодранном платьице выплыла из сигаретного дыма и пошла прямо на меня.
У меня остановилось сердце. Это была Саша. Моя дочь! Не может быть!!! Это не она!!!
Девушка, задев меня краем платья, медленно прошла мимо и скрылась в грязно-синем тумане.
— Несчастная девчонка… — услышал я голос Викжеля.
— Да, — произнес профессор, — революционная матросня разгромила смоленский гастроном, перепилась до изумления и принялась ловить школьниц… Эту, говорят, они не отпускали три дня… мерзавцы! И теперь она ходит тут, ищет кого-то… Умом тронулась… Подумать только, эти ублюдки отныне будут командовать нами…
Я сорвался с места, махнул рукой на прощанье и выбежал из пивной.
…Дома я тут же бросился искать записную книжку. Нашел и дергающимся пальцем набрал номер. Подошла Саша.
— Андрей Андреевич, здравствуйте, — тихо сказала она. Слышно было, как она, прикрывая трубку рукой, кричит: — Закройте дверь, пожалуйста!